Его приближённые смотрели на меня кто брезгливо, а кто и с негодованием. Балатварец общался не особенно любезно, а всё же терпеливо. В общем-то, хоть он и обладал характером, далёким от идеала, мне было с ним проще, чем, к примеру, с его адъютантом. Последний вёл себя так, как будто это он – сын герцога, законный наследник и вообще, будущий господин мира. Может быть, просто боялся, что над ним станут смеяться, если он не потребует себе как можно больше привилегий и не будет напоминать о высоком положении своего господина? У слуг такое бывает.
– Я намерен как можно скорее ехать к Лаору, и ты поезжай со мной. Часть армии можно оставить где-нибудь поблизости, чтоб следили за ситуацией.
– Я не хотел бы делить силы.
– Но ты мне нужен! Даже не столько мне, сколько всей коалиции, ведь сведения – это тоже оружие. Ты и сам знаешь, что её высочество, конечно, захочет послушать и о Пире, и об Отардате, и о Торегене… О Торегене особенно. Кстати, расскажи ещё раз – как тебе удалось взять Торгилан? – Я повторил свой рассказ. – А Навед?
– Навед взяли с налёта.
– Верно. Я забыл.
Армию действительно пришлось разделить – Эберхарт отобрал пятьсот конников, которым предстояло сопровождать меня, остальные силы взял под своё командование, но пообещал, что при первом же признаке опасности отправит гонца. У меня будет шанс успеть к началу сражения и поучаствовать в нём – этого хотелось и мне, и Эберу. Он предпочитал как можно скорее вернуть мне обратно полную ответственность за армию.
Балатварец с великодушным видом заявил, что готов рискнуть и оставить в его руках всю свою пехоту – он тоже взял только конницу, для скорости. При каждом бойце был запас лепёшек, сала и копчёного мяса или чего-то подобного, чем можно было перекусить на ходу. Только герцогский сын на пяти вьючных конях вёз вино, ветчину, солёные устрицы, медовые булочки и что-то ещё, такое же лакомое. Он и меня пытался угощать, но от вина я отказывался категорически, пил взятый с собой лёгкий эль. Вино – это для меня, пожалуй, слишком.
До Лаора было всего два дня пути, если гнать лошадей с пониманием – чтоб бежали в полную силу, но и не изнемогли. На ночлег встали уже в темноте, поднялись до заката, и балатварец, хоть и ругался на всё и вся, и клевал носом аж до полудня, а подчинился общему порядку. Было видно, что в крайней ситуации он всё сможет – и работать до упаду, и сражаться до последнего вздоха, и отказаться от чего угодно, если придётся… Подумалось, что он из тех редких людей, которые рождены именно для опасностей и тягот. В опасностях и тяготах они – хорошие товарищи, приемлемые в общении, на них можно опереться, им можно довериться. Но в обычной жизни показывают себя ленивыми тупицами и отвратительными эгоцентричными деспотами.
Я подумал так – и решил, что об этом тоже либо прочёл где-то, либо услышал чужое суждение да забыл. Нет у меня жизненного опыта на подобные выводы.
Нас остановили на заставе, вынесенной далеко за пределы Лаора, и вот тут я впервые по-настоящему порадовался, что путешествую не один, а вместе с балатварцем. Балатварец распоряжался дозорными так уверенно, что уже через полминуты они вытягивались перед ним в струнку не хуже, чем стали бы перед герцогиней. Мигом поверили, что мы не истинники какие-нибудь и даже рядом не стояли, отрапортовали, что её высочества сейчас в ставке нет, госпожу представляет тут господин архет, и его, конечно, можно увидеть. Разумеется, не мне, а только вельможному союзнику. Я, если желаю, могу проследить за размещением своих людей и пообедать за офицерским столом.
– Не волнуйся, командир, – сказал мне Алтоф. Он поехал со мной вместо Вайерда, который вообще-то для посещения ставки герцогини подходил больше, но пока не был уверен, что выдержит двухдневную скачку. Ранение пока давало о себе знать. – Я позабочусь о бойцах.
– Позаботимся оба. В чужой ставке лучше быть внимательнее и особо не расходиться.
Однако к нам в военном лагере, разместившемся на внешнем круге обороны крепости, отнеслись приветливо. Нашлись и лишние несколько котлов с кашей, и фураж для коней, и костоправ для конника, неудачно упавшего с лошади ногой об камень. Оданесцы, с которыми я и Алтоф общались, очень хотели узнать новости: правда ли, что весь восток Ойкумены яро поддерживает Дикий мост и готов снабжать его чем угодно и сколько угодно? А почему они не восстают, если им что-то не нравится? Ах, восстают, но только если прийти к ним с большой армией и сделать большую часть работы по освобождению? А почему?