– Вот как… Почему вы воюете против Дикого моста?
Вопрос одновременно и удивил меня, и не вполне. Она, конечно, всё ещё мне не доверяет и хочет узнать побольше о новом союзнике. Я ей в этом помогу.
– Отардат, которому я служу, воевал с истинниками и был ими оккупирован. Ему только и остаётся, что вредить врагу как возможно и где возможно. Но дело даже не в этом, как мне кажется. Дикий мост стремится перевернуть существующий миропорядок, делает это грубо, и я очень сомневаюсь, что подобные перемены пойдут миру на пользу.
– Значит, вы их ненавидите? Истинников, я имею в виду.
– Нет, госпожа, я не испытываю к ним ненависти. Они враги, но пока у меня нет ни одного личного счёта, который я мог бы им выставить.
– Ну разумеется. – У Нельверги дрогнул голос. Она с трудом перехватила дыхание, и в движениях её лица было столько обычных человеческих переживаний, что я рискнул к ней обратиться. Даже если герцогиня готова была оскорбить меня своим недоверием, я безоговорочно простил ей это, видя, как она сама от него страдает.
– Госпожа, могу ли я спросить?
– Спрашивайте, – вздохнула девушка.
– Мне сказали, что я не вызываю доверия у ваших приближённых. Могу ли узнать, почему? – Она смутилась, и мне самому стало неловко. Я ведь совсем не хотел её смущать или обижать. Мне просто нужно было, чтоб из её взгляда ушёл страх. Мне хотелось, чтоб она мне доверяла. Именно она, на остальных плевать. – Возможно, причиной тому стал какой-то мой поступок или слова. Я хотел бы объясниться.
– Нет. Дело в том, что… Вы же понимаете, мы о вас ничего не знали. Вы пришли словно ниоткуда и уже заслужили прозвание «Перст Бога-Сына», вас называют Клинком Его возмездия. Простые люди в вас верят, как мне говорили. И это важно… Очень важно знать, на чьей вы стороне. Поверьте, я не хочу вас обижать, тем более теперь, когда… – Она запнулась и с заметным усилием совладала с собой. – Теперь, когда вы спасли мне жизнь. Но я должна знать, что вы намереваетесь делать.
– Я собираюсь воевать с Диким мостом до тех пор, пока он не скукожится до прежних размеров, и пока большинство сторонников их учения в нём не разочаруются. Конечно, управлять умами людей под силу только богам, и люди всё равно будут верить в то, во что захотят, но если слушать сказки об Истине станет стыдно, этого будет, наверное, достаточно. А если у Дикого моста не останется стоящих армий, их посулы выйдут из моды. Люди любят только сильных.
– Поэтому и вас все любят? Ведь сейчас вы сильны.
– Я? Я не сказал бы, что силён. Под моим командованием всего около пяти тысяч воинов, и больше половины из них – новобранцы из крестьян, которые пошли за мной потому, что ненавидят истинников и верят мне, но их вера может закончиться в любой момент. Я намного слабее любого из людей вашего круга, госпожа. Изначально слабее.
Губ герцогини коснулась лёгкая улыбка.
– Людей моего круга?
– Да, ваше высочество. Я говорю о ваших союзниках. Даже графу Санкерина и сыну герцога балатварского их люди должны служить потому, что так говорит закон – им приносили присягу. Мне мои люди ничего не должны.
– Разве так?
– Да, формально я выполняю приказы графа отардатского, а вернее, его матери, которая пока представляет интересы младенца. Но я ведь никто. Я даже не тан, я простолюдин, и держусь только на том, что выполняю ожидания людей, которые пошли за мной. Если бы даже мне не хотелось воевать с Диким мостом, то пришлось бы, иначе бы я всё потерял.
– Так вы не хотите воевать с ним?
– Хочу, ваше высочество. Я буду биться за вас до последнего человека, и до своей смерти тоже, если понадобится. Клянусь.
Нельверга посмотрела с изумлением, таким выразительным, какого я никак не мог ожидать. Женщина её положения, конечно, привыкла к громким красивым словам и обещаниям пожертвовать жизнью ради её прелестных глаз или любезных слов. Почему же теперь она удивлена? Чему тут удивляться? Однако сейчас глаза её округлились, герцогиня казалась поражённой и недоверчивой. Всё такой же недоверчивой, как и раньше.
И что же мне делать?
– Вы готовы биться за меня?
– Да, ваше высочество.
Какие же тонкие у неё черты лица! Залюбовавшись ими, я теперь не мог отвести взгляд, хотя и понимал, что смотреть в упор на высокородную даму – дерзость и даже отчасти оскорбление. Но как отказаться от наслаждения смотреть на неё?! Чем дольше я глядел, тем прекраснее она мне казалась, и тем прочнее её облик укоренялся в моей душе. Это было отрадное чувство, хотя я вполне понимал, как безрассудно себя веду. Мои надежды тщетны, но… Но как же они чудесны!