Возникла мысль вдобавок отправить часть солдат на помощь сельчанам (от лишних рук в дни сбора урожая никто не отказывается), но потом решил, что это лишнее. Будет перебор: местные могут перейти от симпатии к панибратству, это совершенно ни к чему. Восприняв нас как равных, крестьяне перестанут ценить уступки и считать себя хоть чем-то обязанными, а нам их помощь ещё понадобится. Причём не какая-нибудь, а поистине самоотверженная.
Я начинал понимать, что управление людьми – пожалуй, самое сложное дело в мире. Даже вести армии к победе, оказывается, более простая задача, чем подвигнуть толпу обычных крестьян сделать то, что мне нужно, и так, как мне нужно, даже если в их глазах я что-то из себя представляю. Солдаты привыкли выполнять приказы, не особенно задумываясь об их смысле – в отличие от жителей здешних деревень, которые ведут себя наоборот. Они обычно прилагают все силы, чтоб увильнуть от работы, податей и барщины, если только возникает такая возможность. А мне ведь нужно было, чтоб помощники трудились не за страх, а за совесть – только тогда их старания дадут нужный результат.
И вот теперь мне предстояло пройти, балансируя между добродушием и жёсткостью, и по-другому было никак. То есть, может, и можно, но я и этот-то путь угадываю очень смутно. Мне, лишённому нормального жизненного опыта, приходилось действовать на чистой интуиции, планировать свои действия, исходя из того, что излишняя, а порой и необходимая доброта навредят делу. С другой стороны – хочется же обойтись с этими людьми по-хорошему. Они заслужили снисхождения судьбы, в конце-то концов, могу же я, раз таково моё желание, выступить для них чем-то вроде посланника счастливого будущего!
В этом странном конфликте желаний я шёл к цели, как ни странно, со спокойной душой. Разве впервые приходится мне сталкиваться с ситуацией, когда факты противоречат друг другу, когда одни намерения компрометируют другие? За мою недолгую жизнь подобное случалось уже много раз. Одно вступление в мир чего стоило – те люди, которые в результате научили меня использовать магию, изначально и последовательно подталкивали моё сознание к разрушению. А тот, кто привёз будущего Арита в Академию и продал его чародеям, догадывался, наверное, что там покупку вряд ли будут пряниками кормить, что скорее всего изощрённо уничтожат. Так вот – привёз и в результате, того не желая, открыл для меня моё будущее. Неплохое будущее, что уж там. Интересное. Увлекательное.
Поэтому, примирив здравый смысл со всемерным сочувствием к несчастным обитателям Пиры, я в конечном итоге уступил лишь в том, что на пару дней выделил лошадей. И то с условием, что крестьяне будут хорошо их кормить и ухаживать… Конечно, они бы и так позаботились о животных, у крестьян это в крови, но лучше всё оговорить, чтоб потом без обид.
Урожай был убран в снопы дня за три, всё это время между Синсаром и нами шёл вялый обмен стрелами и камнями из баллист. И едва закончилась вывозка снопов, как с нашей стороны закипела работа – мои солдаты при активной помощи освободившихся крестьянских рук и подвод принялись засыпать ров. Не целиком, конечно – нам просто нужна была насыпь, которой предстояло сыграть роль моста.
Это было намного проще делать под обстрелом, чем, к примеру, наводить настоящий мост, балочный или наплавной, без разницы. Кроме того, мост надо крепить к противоположному берегу, а он был высокий, почти отвесный, его сразу продолжала стена, и сверху ждали враги – не укрепишься, не разгуляешься. Оттуда, конечно, будут лить смолу и кипяток, швыряться камнями. Камни не причинят насыпи большого вреда, наоборот, даже помогут закончить работу быстрее. А от стрел и кипятка мы защитимся навесами из бруса, ивы и сырых шкур, положенных внахлёст. И время у нас пока есть.
Для защиты тех, кто будет делать насыпь, большие плетёные щиты укрепили вертикально на лодки и вывели их в ров, пришвартовав так, чтоб закрыть от вражеских стрелков именно тех, кто будет работать на подгоняемых к берегу телегах с камнями и землёй. Остальные как-нибудь справятся и без такой защиты.