– Понятно, почему на нас почти не обращали внимания – у врага и внутренних проблем хватает… Хочу знать, где барон. Пусть Тио выяснит.
– Можно предположить, что барон укрылся в цитадели.
– Мне нужна точная информация.
– Да, командир.
– Похоже, мы зря взломали стену, – сказал я Фердольфу, расстроенный. – Завтра или послезавтра горожане сами открыли бы нам ворота, а теперь придётся всё восстанавливать.
– Никто не может знать, что было бы.
– Конечно. Я лишь предполагаю.
– А может, это для нас была единственная возможность вообще взломать оборону! Как считаешь – возможный вариант?
– Ну, допустим.
Я ввёл в город и остальные отряды (кроме того, который постоянно дежурил у лаза из подземного хода), поручил сержантам с одной стороны поддержать мятеж горожан, с другой – пытаться хоть как-то навести порядок. И вполне отдавал себе отчёт в том, что одно безусловно противоречит другому, то есть любой конкретный случай остаётся на совести моих людей. По сути, я просто дал им понять, что они могут в своих действиях руководствоваться велениями своей совести, собственными представлениями о том, как всё должно быть. Толку от их радения о порядке будет мало – солдаты в боевом запале по-настоящему страшны, скорее разгромят, чем поберегут – но всё же лучше, чем ничего.
И да, результат на удивление был: мои бойцы пропускали наружу женщин и детей, которые пытались покинуть открывшийся в городе ад, а некоторых даже выводили, оберегая от случайной гибели, но в большинстве случаев у них не хватало времени на помощь кому-то, кроме сослуживцев. Городские бои – самые опасные из всех, я вдруг с особенной отчётливостью это понял, причём так, как будто знал всегда, но забыл. Они опаснее, чем последовательный штурм замка, хотя бы потому, что в замке всё происходит намного более предсказуемым образом. Вариантов хитростей и ловушек, организованных там на скорую руку, намного меньше, чем в условиях города.
К счастью, задачу нам облегчало то, что с истинниками мы воевали не одни. Уже спустя несколько часов в городе настолько всё перемешалось, что трудно было понять, кто враг, а кто нет – и нашему противнику, разумеется, тоже. Мои ребята осторожничали, держались сообща, вглубь Синсара не лезли, разумно и аккуратно чистили от врагов квартал за кварталом в направлении основных ворот, а ещё для себя: чтоб было где укрепиться, обустроить госпиталь и походную кухню. Из своих котлов они соглашались кормить горожан, если те будут помогать.
Те, кстати, охотно помогали, а на обычную кашу с салом или солониной накидывались так, словно просидели в осаде года два, а не полмесяца, ну, чуть больше. Истощёнными они выглядели, да, а вот обессиленными – нет: баррикадировались от врага с завораживающей решительностью и даже иногда били в спину бойцов барона, если видели, что мои ребята уже рядом и отобьют их в случае чего.
– По мне, так стоит просто подождать, – сказал мне Тио. – Они там с бароном сами разберутся.
– Меня не устраивает. По уговору с баронессой я должен лично проследить, чтоб её муж не сбежал из Пиры вместе с деньгами баронства.
– Куда он денется. – Мой сержант задумчиво оглянулся на Синсар. – А стоит ли класть наших людей? Пусть горожане сами решают свои проблемы, вот был бы замечательный номер.
– Ты задаёшь странные вопросы. Это война вообще-то, людей приходится тратить, как и стрелы, тетивы и хлеб. Поставь наблюдателей по всему периметру города, чтоб ни один человек не проскользнул. Если только барон высунет нос из цитадели, я должен об этом знать. И ещё – пусть ребята возьмут побольше пленных. Надо выяснить у них, действительно ли муж её милости всё ещё в городе.
Мы медленно прогрызали город насквозь, нацеливаясь на стену главной цитадели Синсара. Этот замок, построенный давным-давно, был стар, угрюм и не так мощен, как внешние стены со всеми их дополнительными укреплениями на самых угрожаемых направлениях. Просто старая твердыня, тесная, сложенная ещё в те времена, когда о магии имели скудное представление и добавляли её уже сильно позже, поверх готовых строений. Результат, само собой, был не идеален в смысле обороны, с другой стороны, штурмовать замок, стоящий посреди города, вообще намного труднее, чем тот, что горделиво венчает собой чистое поле.