– Сомневаюсь, госпожа, что строители так быстро всё закончат.
– Ты плохо знаешь трудяг. Им известно, что, как только работы закончатся, я отпущу их заниматься своими делами. А яровые, между прочим, скоро начнут поспевать, так что мужики будут трудиться очень хорошо и очень быстро. А у меня как раз сейчас провизии в избытке, хватит и на армию, и на строителей, и на жителей. Никогда не видела столько провизии сразу.
Мы погрузили щедро выделенные припасы на телеги и в фургоны и отправились в путь. Когда я оглядывался по сторонам, то вокруг видел только вооружённых мужчин верхами и на повозках, груды аккуратно увязанной клади и снова вооружённых мужчин. Никогда ещё под моим командованием не было так много солдат разом, мои полтысячи разом превратились в полторы, и ещё должно было прибавиться: Останна клятвенно обещала, что отправит мне вслед подкрепление из пяти-шести сотен бойцов, и сделает это сразу, как только стена будет восстановлена. Когда крепость обретёт целостность, дорожка через ров уже не будет представлять для него такую уж серьёзную угрозу.
И я согласился. В самом деле, дополнительные пятьсот-шестьсот человек как раз смогут пополнить мои отряды после того, как они выдержат первые два-три боя на чужой территории и поредеют. Надеюсь, не слишком сильно. Свежие силы будут очень полезны именно спустя время, а потом, если повезёт, можно будет ждать ещё одно крупное подкрепление, возглавляемое самой баронессой… Словом, получается вполне разумный план.
– О тебе уже начали говорить, – сказал Эберхарт.
– Обо мне давно болтали.
– Так то было в Отардате, а теперь ещё и здесь. Я тут сидел в кабаке – его снова открыли после окончания осады, и все в восторге, ну, ты понимаешь – и слушал, о чём болтают мужики. Они так обрадовались возможности наконец-то выпить, что болтали не переставая. О тебе говорили, что ты великий полководец, и будто, мол, никто другой ни за что бы не взял Синсар так быстро.
– И это после того, как они же мне и рассказали, где стена уязвимее?
– Ну, мало ли! Всё равно ж, мол, мигом взял город-крепость, навёл порядок. Великий и всё такое. Да брось, командир, тебе эта слава на руку.
– Как знать. Такую репутацию трудно поддерживать.
– Ай, брось: её трудно заслужить. Но уж если заслужил, то дальше покатится само. Ты боишься, что в Торегене придётся туго? Не стоит, конечно, расхолаживаться, но, знаешь, я думаю, у нас отличные шансы. Крупных сил врага там сейчас быть не может, они все в Оданесе, а после того как ты потрепал оккупантов в Пире и до того подзадал им жару в Ангре, местные в тебя сходу поверят. И у истинников земля запылает под ногами. Понимаешь, о чём я говорю?
– Ты намекаешь, что, как только мы себя обозначим, например выиграв битву-другую, торегенские обыватели восстанут против Дикого моста? Я бы не стал строить свои планы на таком зыбком основании. Могут, конечно, восстать, а могут и не восстать.
– Они наверняка мечтают развешать истинников по деревьям, как и пирцы мечтали. Ты думаешь, в Торегене эти гады вдруг стали добренькими и никого не обдирают до нитки, не казнят, не мучают?
– Думаю, их тактика обращения с народом везде одинаковая. Но мы сейчас говорим о моей репутации. Допустим, ты прав, и я успел прославиться. Тогда, возможно, моя репутация сыграет против меня. Зачем торегенцам лезть под мечи, если на их земли уже пришёл такой великий я со своей армией? Могут же они мне предоставить всю кровавую работу в надежде, что война как-нибудь обойдёт их стороной?
– Да как тебе сказать, командир. Разобрался с врагом до того, как в твою деревню пришли солдаты, даже хорошие – избегнешь необходимости предоставить постой. Выгода!
– Всё это просто измышления.
Я глубоко задумался. Не о своей репутации – даже если она действительно есть, а не почудилась Эберхарту, в конечном итоге, рассчитывать на неё было бы очень глупо. Она будет меня поддерживать, пока я буду побеждать, но если я буду побеждать, то и плевать мне на репутацию. Вот, кстати, странная мысль, выплывшая из ниоткуда и сразу очень мне понравившаяся. Почему? Не понимаю.