Уже не раз сталкиваясь с тем, что мои реакции на события, мысли и слова отличаются от общепринятых, я старался присматривать за ними, как за солдатами, которые норовят отвертеться от караула или нашалить что-нибудь на задворках деревеньки. Надо быть если не таким же, как все, то, по меньшей мере, похожим. Или хотя бы понимать окружающих. Иначе они могут перестать понимать меня, а как я тогда буду ими командовать?
А вообще-то я задумался о том, на какую неожиданную дорогу свернула тропка моего жизненного пути. Давным-давно, когда в Академии я потихоньку пробуждался разумом, то в глубине души надеялся и верил, что буду магом. У меня что-то получалось, и с каждым месяцем всё лучше и лучше, это окрыляло, бодрило, делало будущее понятным и оттого приятным. А потом – раз! – и всё изменилось. И вот теперь магия у меня по-прежнему есть, но я почти не могу ею пользоваться, потому что не умею делать это правильно. Вместо того управляю целой маленькой армией и победоносно иду от баронства к баронству, а потом, может быть, пойду от графства к графству.
И кто скажет мне, окончательный ли это вердикт судьбы, та ли стезя, которая будет вести меня сквозь бытие до самого его конца? Никто не скажет. Я и сам не уверен, что война – действительно мой искренний выбор, то, чего на самом деле хочу.
Я по-прежнему с трудом себя понимаю.
Часть 2. Чествование (I)
Мы даже не заметили, когда пересекли восточную границу Пиры и оказались в Торегене. Вокруг ничего не изменилось: те же полоски леса, возделанные поля и окошенные луга, поселковые домишки под бурыми черепичными крышами и сумрачные, насторожённые местные, которые разговаривали с моими людьми только в том случае, если не успевали сбежать. Поэтому-то мы и обнаружили, что уже вошли на занятые врагом земли, только после короткой схватки моих бойцов с десятком истинников в очередной деревеньке. Выяснилось, что именно столько врагов тут и было с самого начала. Всего десяток. И да – это уже Тореген.
– А вы кто? – собравшись с духом, полюбопытствовал староста. Он с опаской поглядывал на вооружённых конников, которых в посёлке сразу стало слишком много. Понятно, почему крестьянин нервничал.
Пришлось снова вспоминать дипломатические навыки, которыми я не обладал, и объяснять, почему отардатцы воюют не в Отардате, а тут, и к тому же в своей борьбе больше блюдут интересы Пиры, чем собственные. Меня слушали внимательно, но, кажется, так ничего и не поняли, поэтому продолжили на всякий случай прятать от нас детей, женщин, коров с курами и остатки лепёшек. Причём делали это так наивно, что любое из этого списка я мигом бы нашёл, если б задался такой целью, и любой из моих бойцов – тоже.
Но зачем? Обойдёмся без тех мелочей, которые здесь можно отнять. Что мне вообще от них нужно, кроме информации? Разве что пригодится вон та бойкая девица, которая прячется за сараем с охапкой колосков. Ишь с каким любопытством и пониманием она на нас поглядывает, какая пронырливая и быстроглазая, может быть, тоже подскажет что-нибудь важное. Или будет полезна чем-то другим, ведь моя предыдущая спутница предпочла остаться в Синсаре, а мне тогда было всё равно, и я ей разрешил.
Я указал солдату на девчонку, но когда тот направился к ней, крестьянка мигом испарилась, словно ветром её сдуло, и без следа. Боец так её и не нашёл и от отчаяния приволок какую-то другую, мол, вдруг сгодится, всё лучше, чем ничего. Однако добыча оказалась бесполезной, она только смотрела терпеливыми коровьими глазами и тягуче твердила: «Та ни зна-айю». Я уже хотел прогнать дурищу, но внезапно воспротивился Тио.
– Куда это годится, командир! Тебе ж тоже нужно когда-то отдыхать, расслабляться нормально, по-мужски. Как же иначе воевать? В общем, я её запру, а ты, если не надумаешь, вечером прогонишь, да и всё.
И велел солдату, чтоб тот как следует присмотрел за командирским трофеем и, само собой, поберёг его целостность.
Спорить не было ни сил, ни желания. Забот навалилось больше, чем хотелось бы, до самого вечера не получилось хотя бы просто пообщаться со старостой (а чтоб вытянуть из него нужные сведения, пришлось бы потратить много времени, такие, как этот мужик, любят обстоятельную, с излишними подробностями, болтовню), даже это пришлось перепоручать Эберхарту. Так что о запертой девице я с трудом вспомнил, только когда рядом внезапно нарисовалась та самая юркая поселянка, которая тогда сбежала и спряталась от солдата, а теперь вдруг возникла прямо передо мной.