– Отпустите, пожалуйста, Надику, у неё скоро свадьба, вам ведь я была нужна, я сама пришла, отпустите её, ну будьте вы людьми! – И, посмотрев на меня бархатным взглядом, протянула. – Пожалуйста.
Я не сразу понял, кто она и чего хочет, посмотрел с недоумением, потому что мысли были заняты попыткой по-умному разделить имеющиеся силы по двум торегенским дорогам, бегущим с запада на восток. И надо сделать это так, чтоб не размазать силы, надо, чтоб каждый из двух отрядов мог при необходимости всегда поддержать соседа. Это трудно. Можно, конечно, запросто вести армию по одной дороге, но тогда она неизбежно растянется на марше. Можно, само собой, и не по дорогам следовать, но по ним удобнее и, как следствие, быстрее. Ну, а по двум, а то и трём дорогам сразу – быстрее раза в два-три соответственно. То, что нам и нужно.
А значит, следует тщательно продумать защиту флангов и связь между отрядами.
Пока я медлил, разглядывая девицу и пытаясь переключиться с одной темы на другую, бойцы, которые сопровождали меня в качестве охраны, вестовых и для поручений, сообразили, что налицо непорядок, схватили было крестьянку под локти, собрались оттащить её от меня.
Я махнул рукой.
– Да брось, вряд ли она собирается меня убивать. Верно? Не трогай девочку… Ну-ка, девонька, повтори, что ты сказала?
– Отпустите Надику, пожалуйста! Я знаю, это я вам была нужна, так что я пришла, вот, пожалуйста, Надика вам больше не нужна, так отпустите её! Пожалуйста!
– Какая ещё Надика?
– Ну, вы же велели её запереть, я о ней и говорю. Надика – младшая племянница сватьи моей матери. – На меня смотрели с терпеливым ожиданием и очень серьёзно. Похоже, теперь-то по её мнению я должен был понять всё. Но – увы – не понимал. – У неё скоро свадьбы, уже всё готово, жених приехал. Не трогайте её, пожалуйста.
– А-а… Это про ту девчонку, которую Тио запер для меня в доме старосты? – Я вопросительно взглянул на одного из своих бойцов.
– Видимо, так, командир.
– Отпустите, пожалуйста, Надику, я готова её заменить!
– Ладно, скажи, чтоб затворницу выпустили. Не до затворниц сейчас… Стой, скажи-ка мне – ты здешние края вообще знаешь?
– Знаю.
– И как – хорошо?
– Очень хорошо, – призналась сельчанка, поблёскивая глазами вроде бы и весело, но одновременно с тем скорбно. – Мой отец – плотник. Он постоянно нанимался по плотницкому делу в разных посёлках, иногда в городах, мать ездила с ним, потому что она хорошая резчица. Нанимать резчика со стороны было бы слишком дорого, поэтому он обучил маму, и у неё получалось… Ну, и дети тоже были с ними.
– Забавно…
– А что такого? Многие, кто семьями ездит на заработки, берут детей. Кому их оставлять?
– Нет, я о другом. Мне вот сейчас пригодился бы человек, знающий местность, и тут первая же девица, которую я вижу, как раз из семьи знатоков.
– Чему ж удивляться, командир, – вмешался один из бойцов. – Девицы, которые вместе с родителями много ездят и много видят, становятся бойкими, развязными, любопытными. Суются везде. Вот она и попалась вам на глаза. Стыдливой осторожности – ни на волос. Лишнее свидетельство, что чем меньше будущая жена высовывается из дома, тем лучше будет себя вести.
– Тебе бы с Эберхартом поговорить, вы б нашли общий язык, – рассмеялся я. – Ладно, девонька, посиди в моей комнате, подожди меня. А твой отец в посёлке?
– Сейчас нет. Он доделывает крыльцо в соседней деревне, и там ещё, кажется, наличники не доделаны.
Девица с обречённым видом поплелась следом за одним из моих солдат; создавалось впечатление, что обречённость эта лишь старательно изображается, интересно – зачем? Покончив с самыми важными делами, я поднялся к ней в горницу, предвкушая обед (еду для офицеров как раз закончили готовить: похлёбку со свежайшими овощами и целым цыплёнком, на которого староста расщедрился с условием, что никого из его сыновей мы в нашу армию не заберём).
Малая горница была крохотная, тесная, половину её занимала мощная кровать с десятком подушек – прямо-таки памятник отличному благосостоянию семьи. Да, собственно, и отдельная спальня для хозяина дома и его жены была по деревенским меркам роскошью, до которой дорастали лишь отдельные счастливцы, а ещё вот старосты. Сейчас, пока он был вынужден принимать меня в гостях, уступил свою спальню мне, а сам с женой перебрался в большую горницу, в общую, где большой стол, лавки и солидный белёный печной бок выглядывает из бабьего угла. Трагедии в этой уступке нет – мужик поступил бы точно так для любого другого гостя, таковы уж традиции деревенского гостеприимства.