Мне принесли угощение прямо сюда, в спаленку, потом притащили еду и для девчонки, о которой без моей просьбы, похоже, никто заботиться не собирался. Я придвинул к ней тарелку, потому что сама она к ней прикоснуться то ли боялась, то ли сомневалась.
– Вот скажи – как далеко отсюда ты с отцом путешествовала по Торегену?
– Почти до самой Змеи. И в Пире тоже бывала, но недалеко.
– Пира меня уже не интересует. А Змея что такое?
– Река. В верхней части – Челюсти, в нижней – Змея.
– А-а, ты про Лайоту. Понял. А нарисовать на ткани увиденные места ты бы смогла?
– Наверное, да. – Девушка умудрялась ловко хлебать суп, не отводя от меня взгляда. – Но мы обычно рисовали картинку на земле. Или из веточек-шишек выкладывали.
– На ткани делают почти то же самое, только подробнее. Ты ешь, ешь, мы пока разговариваем. Кстати, жаль, что плотники не ходят по лесам и полям, эта информация была бы мне даже важнее. Наверное, ты знаешь только деревни и дороги.
– Нет, конечно, – удивилась девушка. Но ложкой работать продолжила. – Именно плотникам и приходится очень много ходить по лесам. Надо искать подходящие деревья, заросли орешника, пригодную молодую поросль других пород – много что. Ведь подходящий материал сам к мастеру не придёт, его надо искать, готовить, заготавливать потом, обрабатывать.
– Понял. Ну и хорошо. Мои люди отыщут твоего отца, думаю, он согласится помочь нам всем.
– А вы кто?
– Я? Я Арит из Отардата. Офицер армии отардатского графа, но сейчас я воюю в Торегене за торегенского правителя. Отардат на Тореген ни в коем случае не претендует.
– Господин Арит? Вы тот самый, который тенников гоняет от городка к городку, правда?
– Кого гоняет?
– Тенников. Эти, которые и к нам приезжают, отбирают всё до зерна, до кусочка, до брюквочки. Просто жизни никакой не дают, а в соседней деревне троих до смерти замучили, на глазах у всех, и ещё одну женщину повесили.
– Однако у вас, как я посмотрю, кое-что из еды ещё осталось.
– А к нам сборщики давно не заезжали. Когда приедут, снова всё до крошки отберут. Всё, что найдут. Может быть, станут кого-нибудь мучить, искать тайники. Они уже так делали, было.
– Но ведь вы действительно многое попрячете, верно?
– А как иначе выживать? Вот правда! Как работать, если живот подвело? Даже скотину надо хорошо кормить, чтоб она тянула плуг, а чем люди хуже? Эти, которые всё забирают, почему-то не понимают самого понятного.
– Значит, так вы их называете: тенники.
– Ну да. Все их так называют, повсюду. Они же против богов, не признают Четверых и так зверствуют потому, что служат Тени, наверное, они тёмные, страшные. Так их поэтому все и называют тенниками…
Я понял, что поселяне просто удобным для себя образом коверкают непонятное слово. И, пожалуй, слугам Дикого моста это обозначение подходит больше, чем любое упоминание истины. Да, себя они считают адептами единственно верного учения, но до всего верного и правильного им ох как далеко. Их путь и обличье в действительности непроглядно темны – этот постулат был теперь одной из основ моего мировоззрения.
Да и сомнительно, что единственно верное учение вообще может существовать – пришло мне вдруг в голову. То, что наш враг заблуждается в своей правоте, было понятно всегда, я привык так думать. То, что и сторона, к которой относится мой отряд со мной во главе, может оказаться не во всём права, впервые пришло в голову и слегка шокировало. Но к последнему я привык. Жизнь моя была чередой открытий, и пока мне это очень нравилось.
– Ясно. Значит, тенники. Ну, хорошо.
– А вы правда тот самый Арит?
– Я Арит. Но не знаю, тот ли самый или не тот. Какого ты имеешь в виду?
– Арита, который внушает ужас врагам своей мощью.