Когда нам удалось добраться до едва построенных и уже напрочь растоптанных валов, боевая свалка уже переместилась ко входу в долину. Конечно, истинники всего лишь переключились на нового, более опасного противника, но торегенцам этого не надо было понимать. Они просто увидели, что вот, объединились с земляками против угнетателей, и почти сразу эти угнетатели отступили. Вот тут-то ярость и воодушевление захлестнули вчерашних работяг, очень просто понимающих жизнь и все её явления. Они отступили – значит, они слабы, а мы сильны, они нас боятся, и вот она, возможность отомстить за грабежи и насилие, за жестокие убийства, за каждодневный страх и недели, месяцы тяжёлого бессмысленного труда!
Я, собственно, примерно на такой результат и рассчитывал, когда отдавал приказ вводить в сражение конницу. Но по-настоящему понял свои резоны только теперь.
Торегенский стяг развернули над самой большой кучей земли, набросанной лопатами рекрутов. Эберхарт, наверное, ждал, что я проору солдатам воодушевляющую речь, и они бросятся в бой с ещё большим пылом. Но в действительности слушать меня было некому – все, кто мог участвовать в бою, дрались, до них я бы просто не доорался, а они б не услышали. А если б даже доорался… Ну кому сейчас нужны были мои призывы? В мужиках, сражающихся наравне со старыми солдатами, уже проснулось безумие, которое способно превратить любого человека в демона мщения, в дикое адское существо, не имеющее даже смутного представления о том, что в мире существуют жалость, великодушие и сочувствие. Возможность выплеснуть свою ненависть открыла в них такие глубины решимости и жестокости, о которых они вряд ли догадывались раньше.
Я подал знак тем, кто распоряжался охраной обозов.
– Перегоняйте телеги сюда. А те, кого сержанты решат вывести из сражения, пусть продолжают строить лагерь. Здесь для него самое место. Пленные тоже смогут поучаствовать.
– Значит, пленных брать? – Эберхарт выглядел довольным, как сытый кот.
– Разумеется. Нужно же будет кого-то допрашивать. Мне требуется много информации.
Часть 2. Чествование (II)
– Они хотят тебя послушать, – сказал Эберхарт. – Взглянуть на тебя и послушать, что скажешь. Знаешь, как это бывает после выигранного сражения – у солдат появляется ощущение, будто они тут всё решают, что весь мир принадлежит им. Ты их сейчас должен взять в руки, иначе бог его знает, во что может вылиться крестьянская вольница.
– Хорошо. Но сначала уточни, что мы имеем. Обоз захватили?
– Почти полностью. Есть кое-какие потери, и кто что растащил, сейчас уже не поймёшь. Но эти потери можно не считать.
– Пленные?
– Есть, в том числе и офицерьё. Кое-кто пытался унести ноги, но наши конники были настороже. Удачно, что они как раз атаковали в тыл – удобно было убегающих ловить. Все почему-то уверены, что за наловленных ты дашь награду.
– Возможно, и дам. Почему ж нет. Сколько солдат у нас добавилось?
– Сейчас считают. Но по факту не меньше половины вражеского войска попросилось в наши ряды, и кто-то ведь ещё погиб, то есть вначале их было даже больше. – Эберхарт посмотрел на меня выжидательно. Видимо, я должен был что-то сказать или сделать в ответ, но не понимал, что именно. – Ты победил, командир.
– Хорошо. Давай-ка побеседую с новыми солдатами, раз говоришь, что стоит это сделать.
У моего помощника лицо приняло разочарованное и вместе с тем недоумённое выражение, но он не добавил ни слова, просто пристроил своего коня поближе к моему. Ехали мы, естественно, в сопровождении небольшого отряда, хотя бой уже, считай, закончился, и по лугу бродили солдаты, добивавшие безнадёжных раненых. У тех врагов, кто умудрился дожить до этого момента более или менее в целости, оставался шанс сдаться в плен и выжить. Раз мы захватили их обоз, нам будет чем кормить их хотя бы на первых порах, а там посмотрим. Если с провизией станет трудно, значит, пленным не повезло.
С высоты конской спины я громко поприветствовал всех, кто хотел и мог меня слышать. Повторять не пришлось – над полем тут же воцарилась полная и при этом насторожённая тишина. Стали слышны даже слабые стоны тех, кого ещё не успели добить, и выкрики ворон, бодро делящих с собратьями щедрое на смерть поле. Ко мне обратились сотни лиц, таких неразличимо одинаковых и так же одинаково внимательных. Их внимание краткосрочно, и мне показалось, я чувствую, как натягиваются вожжи, которыми я должен сдерживать своих новых и старых солдат. Вожжи сейчас надо слегка поднатянуть, Эберхарт прав, и пора взбодрить людей, они это заслужили.