– У нас нет такого даже для собственных солдат.
– Тогда перевяжите.
– Вас перевязали.
– Да бросьте, вы же не считаете это нормальной перевязкой! – Я продолжал молча смотреть. – С вами трудно иметь дело.
– Главное, чтоб мне было легко.
– Да? А знаете, что это и есть наш основной принцип, за который нас все поносят как только могут?
– Если можете рассуждать, значит, не так сильно и страдаете. К делу – где?
– Я покажу тайник сразу после того, как вы мне скажете, что будете делать со мной потом.
– Ещё не решил. Итак?
– А поточнее можно?
– Нельзя.
– Ты слишком терпелив, командир, – сказал Эберхарт, плотоядно глядя на страдальца, который потихоньку отходил от первого шока. Разговор, кажется, помогал ему снова обрести человеческий облик. – Давай я второго приведу! Он живо скажет.
– Не вмешивайся. – Я аккуратно передал адъютанту бумаги и пергаменты со схемами местностей и городов. – Веди.
Пленник подчинился – видимо, сообразил, что его собрат может оказаться сговорчивее и бойчее, и тогда вероятность печального исхода лично для него наиболее вероятна. Тайник, который он показал, был сделан под одним из частных домов и, пожалуй, действительно очень надёжен – случайно открыть его мои люди не смогли бы ни за что, и вряд ли им подсказал бы кто-нибудь из местных.
Это оказалось довольно вместительное и очень сухое подземелье под обычной подвальной кладовой, вдобавок ещё и замаскированное. Я позволил факельщикам войти первыми, и беспокойно мечущееся пламя осветило аккуратно уложенные ларцы и сундуки, так много, что на глаз их число трудно было определить, а поверх – сколько-то открытых ящиков с золотой и серебряной богослужебной утварью, посудой и подсвечниками. Были здесь меха, проложенные многажды стиранным холстом, дорогие ткани, даже ценные книги в переплётах, искрящихся самоцветами. Столько сокровищ сразу я не видел никогда.
– А у них губа не дура! – воскликнул Эберхарт, оживлённый видом богатств. – Смотри, сколько всего награбили и сволокли!.. Командир, знаешь, что это такое? Это графский меч, Смерч Торегена. А вот и оплечье правителя! И оно тут? Если вернёшь эти вещи графскому наследнику, он тебе, поверь, будет очень благодарен. Должен быть, по крайней мере.
– Графский меч? – Я поднял оружие за золочёный ремешок, пристёгнутый к ножнам. – Зачем было хранить его здесь?
– А куда везти и зачем? – буркнул пленник, поглядывая на ценности очень угрюмо, с каким-то даже ожесточением.
– Вывезти в Дикий мост, к примеру.
– Зачем он там? Здесь всё хранилось вполне надёжно. Раньше…
– Ясно. И кого же предполагалось сделать новым графом? Тебя?
– Нет. Я должен был стать синсеархом, канцлером… Я рассчитываю, что вы дадите мне что-то отсюда и отпустите. Это было бы честно, так ведь?
– Уже нет. Раньше надо было торговаться.
– А раньше б разве помогло? – скривился он то ли от боли, то ли от души. Впрочем, перевязанную руку нянчил достоверно.
– Теперь уже никто не узнает… Эбер, подготовь человека, который отправится к ронскому тану, будущему графу. Ему надо сообщить, что Торгилан взят, а также захвачена казна, и предложить разделить её пополам, разумеется, исключив графские реликвии, родовые драгоценности супруги графа и все вещи, которые должны принадлежать Храму.
– Щедро, командир.
– Нет, нормально. Если граф согласится, это станет для нас последним доказательством, что с ним можно иметь дело.
– Конечно, согласится! Что ж ему не соглашаться? Пусть бы сам всё золото и добывал, если не согласен! И земли свои тоже!
– Значит, вы вознаградите меня из своей доли? – напирал пленник.
– Да ты посмотри, какой настырный!
– Я тебя вообще не собираюсь вознаграждать. Жизнь пока оставлю. Мне кажется, ты можешь кое-что порассказать о Диком мосте. С удовольствием послушаю.
– Как-то всё это отдаёт неблагодарностью, вам не кажется?
– Я и не должен быть тебе благодарен. Идём, Эбер. Здесь поставь Росса и его ребят, они испытанные. Пусть стоят снаружи, внутрь, разумеется, никого не пускать.