В прежние времена этот замок начинали строить из привозного камня, потом, наверное, деньги кончились, и венцы стен, а также башни выложили из того, что смогли добыть в ближайших каменоломнях. Привозной камень был вызывающе светлым, местный – темным, и так получалось, что твердыня словно бы парила над зеленью щедрых альпийских лугов. Здесь начиналось предгорье, ещё не грозное, но уже с намёком на трудности, валуны и глубокие ущелья. Эйнийон разместился очень уютно, меж двух сравнительно скромных и вполне заметных гор, хватало здесь и воды, и просторов, и круч, сквозь которые пройдёт лишь тот отряд, которому повезёт поймать сто́ящего проводника.
Покусывая губу, я разглядывал местность и увенчавший её замок. Сложно сказать, сколько сил и времени потребуется, чтоб взять его штурмом, но уже и с первого взгляда понятно – много. Столько, сколько у меня нет. Допустим, ситуацию могут смягчить подоспевшие отряды ронского тана и пирской баронессы (должны же они когда-нибудь прийти), но вряд ли кампанию удастся завершить в этом году. Очень и очень сомневаюсь.
Я раздумывал так, когда ко мне подъехал Эберхарт и сообщил, что Эйнийон прислал переговорщиков. Люди в цветах Дикого моста, не дожидаясь приглашения к разговору, сказали мне, что готовы сдать замок при условии, что я отпущу их на все четыре стороны с оружием, одним конём на двоих и котомкой с сухарями на человека, о большем они не просят. Трудно было поверить, что всё это говорится серьёзно, и я порадовался, что от природы так бесстрастен – по моему лицу нельзя было увидеть, насколько я изумлён.
На предложение, конечно, согласился, и до последнего момента не верил в благополучное завершение авантюры. Даже когда въезжал в замок по подвесному мосту изумительной конструкции – не верил. И когда видел, как истинники со скромными котомками, которые они без споров предъявляли моим солдатам для досмотра по первому требованию, уезжают прочь – не верил тоже.
Часть 2. Чествование (IV)
Мне понравился Эйнийон, и даже очень. Этот замок я с удовольствием принял бы под командование, защищать его было бы просто, тем более с такими запасами продовольствия. Он располагался в предгорье, удобно вписался между двух гор, был открыт глубокой долине, защищён скалами и хорошим рвом, куда уже давно и очень удачно отвели воды бурной горной речки – то есть не особо-то и форсируешь. То, что враг в один миг сдал его нам, было настоящим подарком судьбы. Я совершенно не понимал, почему они хотя бы не попытались отстоять твердыню.
Здесь я был полноправным хозяином всего сутки, а потом наконец познакомился с будущим графом торегенским – он прибыл в эйнийонскую долину в сопровождении тысячи великолепно экипированных конников и восьми сотен пехотинцев с короткими мечами и арбалетами. Будущий местный сеньор оказался не так уж и молод, очень молчалив, с неприятными чертами лица, но располагающими манерами. Я беспокоился за свои повадки (куда уж мне общаться со знатью, я от неё раньше только приказы принимал), но тан Роны держался с настоящей аристократической простотой, и от беспокойства быстро не осталось и следа. По видимости мы общались на равных, хотя собеседник корректно не давал мне забыть о реальном моём положении. Да, он – высокородный господин, а я всего лишь военачальник из простонародья без особых связей. Но сейчас пока я был нужен и потому обласкан – в меру, без панибратства.
Тан старался убедить меня, что готов поддерживать мою армию в будущем, и очень рад, что я хочу продолжать борьбу с адептами Дикого моста. Понятное дело, он желал увериться, что я уйду, оставив ему весь его Тореген без изъятия, и ради уверенности в этом готов многое пообещать. Важно лишь, станет ли он держать свои обещания.
Я в свою очередь заверил будущего графа, что желаю только одного: побыстрее закончить освобождение его наследственных владений и отправиться воевать дальше. Моя цель, в конечном итоге – Отардат, таков уж мой долг. Торегенец, похоже, поверил, потому что смягчился лицом и стал ещё любезнее. Он, кажется, неуверенно чувствует себя в ситуации, когда его владение освобождает кто-то другой, не оговорив заранее стоимость такой помощи. Я его понимаю, я бы тоже нервничал. Будущий граф, кажется, человек робкий. Раньше он спокойно смирялся со своим скромным положением при родственниках-графах, потом предпочёл сидеть в своём танстве, не высовываясь, лишь бы истинники его не трогали, и теперь медлил принять на себя всю полноту власти. Война не горячила его кровь. Страх перед необходимостью её вести был так силён, что потеснил даже алчность. Да, алчны все, но он готов честно поделить со мной золото и другие ценности, лишь бы обойтись без военного спора.