Выбрать главу

— Простите, господин, — осмелился заговорить Зубник, — мы заехали уже слишком далеко, здесь нет дичи. Скоро начнутся болота, там кони не пройдут. — Лицо слуги выражало тревогу, он нервно оглядывался, несколько раз украдкой вытер потные руки о короткие охотничьи штаны. Конан замечал странности окружающего леса, но какая-то неведомая сила гнала его все дальше, несмотря на повисшую вокруг тревогу. Постепенно в звенящую тишину леса стал проникать легкий гул, как будто где-то далеко по степи несся табун коней. Насколько помнил Конан, нигде в округе не было не то что степей, но и просто открытых пространств. Местность понижалась, и похлюпывающая почва под ногами предвещала болото, но никак не поля. Киммериец двигался вперед уже не ради охоты, а из-за тревожного, почти болезненного любопытства. Никогда еще он не забирался так далеко, местность была совершенно незнакомой.

Мрачный лес внезапно кончился, сменившись нежно-зеленым ковром мхов с часто воткнутыми чахлыми деревцами, но светлее не стало. «Неужели уже вечер?»- удивился Конан. Гул усилился, от него кружилась голова и закладывало уши. Кони переступали ногами, Зубник, втянув голову в плечи, криво сидел в седле, всем своим видом показывая, что страшно трусит и, будь его воля, вихрем умчался бы домой.

Земля заходила ходуном, верхушки деревьев мелко затряслись, кони попятились, приседая на задние ноги. Конан, почему-то не испытывая ни малейшего страха, только краем глаза заметив, что слуга свалился и лежит на земле, жадно смотрел вперед, где посреди болота происходило что-то ужасное. Вначале мшистая поверхность задышала и задвигалась, как хорошо забродившее тесто, потом в центре лопнул огромный пузырь, раскидав ошметки травы и мокрой земли. Что-то огромное двигалось из глубины, сотрясая все вокруг. Кони не выдержали напряжения, первым ускакал в лес гнедой Зубника. Сам лекарь лежал на земле, не реагируя на происходящее. С трудом сдерживая рвущегося вороного, Конан боролся с искушением спешиться и отпустить обезумевшее животное. Он чувствовал, что должен остаться и досмотреть, чем все кончится, но понимал и рискованность такого шага, ведь в случае опасности далеко убежать он не сможет. Конь кружился на месте, вставал на дыбы, стараясь сбросить всадника. Не соображая, что делает, и чуть не свернув себе шею, Конан соскочил на землю. В одно мгновение конь умчался в лес, скорей всего проклиная сумасшедших двуногих, готовых ради любопытства рисковать собственной шкурой.

Болото ходило ходуном. Наконец, выворачивая целые пласты влажной почвы, медленно и натужно из-под земли появилась целая скала. Не веря своим глазам, Конан с удивлением обнаружил, что формой она напоминает чудовищной величины руку с указательным пальцем, вытянутым к небу. Невольно проследив за ним, киммериец, запрокинув голову, посмотрел вверх. Плотные низкие тучи, казалось, цеплялись за верхушки деревьев. Прямо по направлению каменного перста в грязно-серых облаках голубела идеально круглая дыра ясного неба. Недоумевая, что бы это могло значить, король огляделся. Гул утих, земля больше не дрожала под ногами. И тут же, как по команде, зачирикали невесть откуда взявшиеся птицы, заяц, прижимая на бегу уши, прошмыгнул мимо, совсем рядом с ногой скользнула змея.

Зашевелился и Зубник, опасливо приподнял голову, быстро огляделся и встал.

— Ох, ну и дела, господин, — отряхиваясь, все еще дрожащим голосом обратился он к Конану. — Жуть-то какая! — Обернувшись, парень инстинктивно сделал резкий шаг назад и чуть не упал. Что и говорить, скала, поднимавшаяся из болота, производила сильное впечатление. Так же, как и Конан, Зубник посмотрел вверх и с криком снова рухнул на траву, закрывая голову руками, словно ожидая, что гнев богов сейчас обрушится на него через это голубое окно. Однако, ничего страшного или необычного больше не происходило. Более того, скоро в лесу послышалось веселое ржание, и вороной Конана, как ни в чем не бывало, прискакал и стал рядом с хозяином. Позднее нашелся и конь слуги — взмыленный и все еще дрожащий, под стать своему хозяину.

В отличие от Зубника, происшедшее нисколько не испугало Конана, а, скорей, позабавило. За свою бурную жизнь киммериец привык обращать внимание на события, реально грозящие его жизни. Судьба уже не раз сводила его с магами и чародеями, демонами и ведьмами, но таков уж был характер варвара — больше доверять своей силе и хитрости, чем ухищрениям волшебников. Недаром в свои сорок с небольшим Конан был королем, его слава давно перешагнула границы Аквилонии, а от побежденных им магов остались, в лучшем случае, лишь имена.

Ни о какой охоте уже не было и речи. Бурно проведенная ночь давала о себе знать. Конан устал и проголодался. Вскочив на коня и взглядом приказав слуге следовать за ним, король углубился в лес.

Глава 2

На обратном пути они немного сбились с дороги и выехали из леса в незнакомом месте. Невдалеке виднелась река. Куда-то подевались плотные низкие тучи, над путниками ясно голубело совершенно чистое небо. Невидимая пичуга что-то хлопотливо объясняла на своем птичьем языке. Местность повышалась, и за холмами в голубоватой дымке можно было даже разглядеть горы.

— Эй, — Конан обернулся к Зубнику. Пережитое в лесу состарило лекаря лет на десять. — Где-нибудь рядом есть деревня? У меня в животе бурчит, и язык уже присох к небу.

Голос короля, как всегда, разом вывел слугу из оцепенения, в котором тот пребывал всю обратную дорогу.

— А как же! Во-о-он там, на берегу. Онда называется.

Конан и сам уже заметил какие-то строения у подножия холма и пустил коня вскачь. Чем ближе подъезжали они к деревне, тем медленнее становился их шаг. Не заметно было никакого движения, хотя Конан прекрасно помнил, что такие деревни всегда напоминали ему муравейники, наполненные шумом, гомоном, смехом и криками оравы ребятишек, звонкими голосами переговаривающихся через несколько домов женщин. Ясно было, что случилось что-то неладное. У первого же дома лежал мертвый человек с разбитой головой. При появлении всадников от него с визгом отбежали несколько собак. Дома выглядели нежилыми, хотя иногда Конану казалось, что он слышит то ли плач, то ли тоскливое пение. Несколько раз дорогу им преграждали лежавшие посреди дороги разбитые лавки, видимо, выкинутые из окон. Еще двое мертвецов с посиневшими лицами, вцепившись друг другу в горло, словно обнявшись, лежали у дверей богатого дома. Улица сбегала к реке, заканчиваясь широкой площадью и небольшой пристанью. Выехав на открытое пространство, киммериец даже присвистнул: видно, жаркий бой кипел здесь совсем недавно. Вокруг валялись обломки досок, камни, ножи и пики. И не меньше десятка трупов. Один из них, привязанный за ногу к причалу, трепала и била о бревна мутная быстрая река.

— Давай-ка, посмотри, есть кто живой, — приказал Конан Зубнику, спешиваясь. Теперь стало понятно, откуда появилась отрубленная рука, так напугавшая его слугу на переправе. Но что здесь произошло? На всем лежал отпечаток какой-то нечеловеческой злобы. Раны были ужасными, самое страшное, что у некоторых Зубник обнаружил следы укусов. Но не звериных, а человеческих.

— Кром! Чего же они не поделили? — воскликнул киммериец, убедившись, что живых здесь искать бесполезно.

Словно отвечая на его вопрос, из-под перевернутой лодки с трудом выполз человек. Лицо его напоминало багровую маску с узкими прорезями для глаз. Подтягиваясь на руках, он волочил за собой перебитые ноги. Из горла вырывалось хриплое дыхание. От него не удалось добиться ничего путного. Всего два слова вытолкнул он из разбитого рта:

— Ненавижу… всех… — После чего обмяк на руках у Зубника.

— Умер, — констатировал лекарь. — Хоть я только по зубам могу, но чую, внутри у него все разбито. Ногами били. И дубиной.

Судя по одежде, все убитые были не воинами, а простыми людьми: пастух в короткой овечьей безрукавке мехом наружу, трактирщик в фартуке, на котором пятна вина теперь смешались с пятнами крови, несколько ремесленников. Непонятно, кто мог напасть на мирных людей и с такой жестокостью их уничтожить? Конан почувствовал, как внутри начинает медленно закипать ярость. Жители Онды были его подданными, а, значит, могли рассчитывать на его помощь как короля, и просто как смелого человека. Правда, в этом уже никто здесь, вроде, не нуждался. Неужели никто?