Он что- то промычал, а потом изрёк: «Нет,- говорит мне,- у меня такой краски! Но,- и тут палец поднял свой указательный,- я знаю, у кого она есть».
- У кого?- спросил я и замер в ожидании ответа.
- У нашего участкового,- не моргнув глазом ответил дядя Василий.
У меня все внутри опустилось: «Ну, этот не даст,- подумалось мне,- прощай моя праведная месть!»
- Участковый мне не даст,- сказал я и добавил с сомнением,- может дать только, если вы, попросите,- и я заискивающе посмотрел ему в лицо,- для благого дела.
Василий моргнул и ответил: «Знаешь, что, Виталик, а приходи ко мне завтра. Я просплюсь и так, и быть схожу к нашему участковому и попрошу для тебя краски».
И обнадёжив меня, отправил восвояси. Я не очень то поверил дяде Васи, потому как все у нас в деревне знают, что если он начал пить, то уже минимум как на неделю пропадал из вида. Однако я недооценил его любовь к творчеству. По видимому моя просьба его впечатлила, так как я собирался рисовать, заниматься творчеством, а значит помощь мне, как его коллеги, будет от него очень нужна. На следующий день, часов в пять вечера я уже был как штык возле дома дяди Василия. Постучавшись в калитку и не получив никакого ответа, я решил всё- таки зайти.
Василий сидел на куче брёвен, заготовленных для топки бани, и курил.
- Здравствуйте, дядя Василий,- поздоровался я.
Он повернул ко мне голову, прищурился от дыма сигареты, что попал ему в глаза и изрёк: «А, это ты, коллега? Я поджидаю тебя. Видишь, баньку собрался топить, помыться мне надо, а тебя всё нет и нет».
- Я здесь,- улыбаясь, с надеждой, смотрел на него.
Он встал кряхтя, зашёл в свой сарай и через минуты две вышел из него, неся в руках железную банку из- под красной маринованной фасоли.
- Вот, под свою личную ответственность у нашего участкового выпросил,- сказал он мне, протягивая железную банку, накрытую сверху пакетом.
- Только это краска не совсем для бумаги,- предостерёг он меня,- участковый её получил в районном совете для разметки дороги и знаков, что светятся в темноте. На первое мая он в порядок приводил поселковую дорогу, так как начальство приезжало.
Я аккуратно взял банку из его рук.
- Ты, когда красить будешь, то перчатки одень и много краски не клади на свой рисунок, а только малость капни и этого достаточно будет,- давал он мне наставления.
Я от восторга дышать перестал и всё кивал на его замечание своей головой.
Придя домой, я тихонечко обмакнул кисть в банку и капнул на свою старую калошу. Затем побежал в наш сарай, потому что там света не было, лампочка давно перегорела, а новую, у матери всё руки не доходят поставить. Калоша светилась в темноте отменно, то есть капля краски, которую я капнул с кисти.
«Ну, всё,- думаю,- теперь то бабка Анфиса у меня попляшет!»
У нашей бабки Анфисы был кот. Противный такой, какая хозяйка, такой и кот. Собаки не было, поэтому я решил ейного кота этой краской разукрасить и в её сарай к курам запустить вечером. Она всегда перед сном курам сено меняет, воды наливает свежей и ещё чего- то там делает, вот я и подсуну бабке Анфисе кота.
Поймать кота оказалось делом не из лёгких. Он гад, такой никак не хотел ко мне в руки идти, но я не унимался и всё- таки схватил его за загривок. Он меня, конечно, царапнул сильно, однако это ему не помогло. Все же знают, что коты любят валерьянку. Вот я его ей и напоил. Он сразу смирным стал и позволил делать с собой все что я захочу, а мне того и нужно было. Я этой светящейся краской обвел вокруг его глаз, нарисовал на морде полоски угрожающие, какие видел у индейцев. Недавно фильм смотрел про них. Так у ихних воинов такая боевая раскраска на лице, что просто жуть. Получилось здорово! Время к десяти вечера уже клонилось, а в августе темнеть начинает в девять, я как раз всё закончил. Взял разомлевшего кота от валерьянки в руки и поволок к сараю бабки Анфисы, аккурат к лазу, который я вырыл для своих нужд. Запустил кота, лаз обратно ветками закидал, а чтобы котяра не выбрался наружу, доской тяжёлой привалил. Сам то сарай бабка Анфиса на замок амбарный закрывала, чтобы кур кто- нибудь у неё не стащил или яйца, чтобы в сохранности были, поэтому через дверь сарая он не смог бы убежать. Полюбовавшись на своё дело, я преспокойненько пошёл к себе в дом.
Сидя на кухне и уплетая ужин, который мне мама приготовила, я, и она тоже, услышали вопль нашей соседки бабки Анфисы. У мамы моей от такого ора из рук аж половник упал, которым она себе щи в тарелку наливала.
- Демон, треклятый! Спасите, помогите! Убивают!!!- кричала бабка Анфиса во всё горло. Всю деревню на уши поставила. Сбежались соседи. А бабка Анфиса за сердце схватилась и, вцепившись в забор всё бубнила: «Я теперь в этот сарай ни ногой!»