Глеба Сергеевича и след простыл. Я удивлённо посмотрел на то место, где секунду назад стоял учитель, и мне стало не по себе. Стульчик раскладной валялся, удочки не было, а лёд вокруг проруби был какой- то странный и тут я увидел голову и руки Глеба Сергеевича. Я не могу сказать, как это получилось, но я понял интуитивно, что лёд треснул под Глебом Сергеевичем и он провалился под воду с головой, а сейчас вынурнул. Я машинально огляделся вокруг. Никого не было возле нас, только он и я. Тут я побежал к нему, стараясь не поскользнуться на подтаявшем льду, снимая с шеи шарф на ходу. Метра за три я остановился и глянул на его побелевшее лицо и синие губы. Он ничего не мог говорить, только хватал ртом воздух и пальцы его были в крови, потому что он старался ухватиться ими за лёд. Я распластался на льду и ползком стал тихонько ползти к тому, что осталось от проруби, шёпотом приговаривая: «Миленький, потерпи немного, сейчас я тебе помогу». Я не знаю, слышал ли Глеб Сергеевич мой шёпот, но когда я приблизился на расстояние, которое позволял мне мой длинный шарф, то по его глазам я понял, что он знает, зачем я здесь. Я думал лишь о том, что мама мне связала этот шарф в прошлом году и достаточно длинный, я ещё не хотел его носить, потому как считал, что такие носят только дети, однако она меня уговорила и теперь я был рад, что шарф оказался таким длинным. Что есть мочи я замахнулся, и конец шарфа бросил учителю. Глеб Сергеевич схватился за конец шарфа, но от того, что руки его были заледенелыми и мокрыми, он не смог удержатся, и кончик шарфа выскользнул из его рук. Глеб Сергеевич снова погрузился в ледяную воду. Я подтянул к себе шарф, и трясущимися руками завязал узел, и как только голова Глеба Сергеевича показалась на поверхности, снова кинул ему конец шарфа с узлом. Он ухватился двумя руками, и я стал потихоньку его тащить на себя. Я не могу сказать, откуда у меня, шестнадцатилетнего парня, появилась силища в руках, но тогда я не думал об этом. Я только шептал не переставая: «Миленький, потерпи немного, сейчас я тебе помогу».
Когда мы оба выбрались на толстый лед, нас трясло так, что невооружённым взглядом было видно трясучку тел. Меня трясло от напряжения и страха, а Глеба Ивановича от страха и стресса и ещё от холода, потому как весь промок в ледяной воде. Я снял с него мокрую куртку, потому как его руки были отморожены, и он не мог ими двигать. Глеба Сергеевича я одел в свою куртку.
- Идти можете?- спросил я его.
Он мотнул головой.
- О том, что я вас, спас не говорите никому,- попросил я его,- не нужно, чтобы в деревне знали про это.
Он снова мотнул головой.
- Да, идите же, вы!- вдруг закричал я на него,- видя, что он стоит на месте, как пришибленный,- воспаление лёгких получите!
Глеб Сергеевич сначала медленно, а затем вприпрыжку побежал. Смотря ему в след, я подумал: «Жить будет,- и тут на душе у меня так тепло и радостно стало, как никогда не было в жизни».
После этого случая, впрочем, про который так у нас в деревне никто не узнал, Глеб Сергеевич сдержал своё обещание, я понял, кем хочу стать. Окончив деревенскую школу, я сдал Государственные экзамены, и уехал в Питер, поступать в Академию гражданской защиты России на спасателя.
Сейчас мне тридцать три года я работаю спасателем в МЧС России. И каждый раз, когда приходит этот момент спасения и одновременно момент рождения человека я, спасая, шепчу, как заклинание слова, которые произносил, тогда в далёкой теперь юности своему учителю Глебу Сергеевичу: «Миленький, потерпи немного, сейчас я тебе помогу».
Конец