— Не знаю, кто этот мошенник и откуда взялся, но то, что он поумнее вас, это понятно. Я не о замке говорю, болваны вы мои, а о том, что этот малый ловко обвел вас всех вокруг пальца. У него, должно быть, есть основания скрывать от нас свою личность, вот и придумал с перепугу сказку. Хотя надо признать, что держится без видимого страха. Эй ты! Демон Леон! Согласен, что мои люди те еще болваны?!
— Целиком и полностью, — мгновенно ответил я. — И дело даже не в забавной истории с запертой дверью, а во многом другом.
— Например?
— Ну… я странно одет, но помимо одежды у меня есть и другие вещи, — продемонстрировал рюкзак. — А ведь среди них может быть бомба, и я могу оказаться тем злодеем, который должен вас лишить жизни.
Мушду отпрыгнул в сторону, будто ошпаренный, молниеносно выхватил револьвер.
— Стоять! — рявкнул ему генерал. — Болван! Приказа расстрелять пока не было! — Обернулся ко мне, растянул губы в неприглядной улыбке, будто сосиску на сосиску положили в хот-доге: — Вот с такими людьми приходится служить, уже устал с ними бороться.
— Вы сами подаете им дурной пример.
— Вот как? И чем же?
— Мне кажется, у вас сейчас достаточно непростой период в жизни, а вы тратите бесценное время на разговоры ни о чем. Ведь чем, по-вашему, вы сейчас занимаетесь?
Грул оказался достойным противником:
— Ну так ты занимаешься тем же самым: ведешь разговоры ни о чем в тот момент, когда жизнь твоя, очень может быть, отсчитывает свои последние минуты.
— Не могу с вами не согласиться. И я в куда более смешной ситуации: вот уже час в этом мире, а у меня до сих пор нет контракта. Скоро это перестанет забавлять.
Генерал как-то вдруг потерял ко мне всякий интерес, указав на Дата:
— Вот этот шут вызвал демона?
— Так точно! — ответил Шфарич. — Заключен по личному распоряжению наместника! Сидел без имени, под номером!
— Имя?!
Дат гордо выпрямился:
— Даатлькраас Таальчи Сиссарис из дома Ташшани, мастер душевного порядка, врачеватель заблудших душ, адепт Церкви Последнего Порядка, отрекшийся страж канона, смотритель за сущим, следящий за сущим, рожденный для…
— Молчать! — Лицо Грула аж перекосилось, видимо, он тоже не любил длинные имена. — Ты! Бегом разузнал про этого говоруна все, что можно. — А Леона пока в мою камеру, и никому с ним не говорить до моего распоряжения. Потом разберемся, ведь в одном он точно прав: мы тратим время непонятно на что, а его у нас немного.
Глава 5
И вот я опять в камере, все так же далеко от свободы, как и прежде. И то, что новое узилище комфортабельнее прежнего, не радует.
Может, я и в самом деле разбился тогда и теперь пребываю в специальном аду, предназначенном для воров? И обречен здесь отбывать вечное заключение практически ни за что, так, мелочовкой баловался.
Тоже вариант.
Окошко на двери распахнуто, за ним маячит физиономия часового. Тот, к сожалению, слишком ревностно относится к службе, что очень затрудняет план побега. Как покинуть помещение с одним выходом, да и тот заперт, я пока не знал, но то, что делать это надо как можно быстрее, — очевидно. Достаточно вспомнить красноречивый взгляд генерала. Он, похоже, тот еще душегуб даже на фоне всех своих убийц, а я непонятный для него фактор, что для простой солдатской души недопустимо. Один выстрел, и больше никаких вопросов. Обмануть такого намеками о проклятии для демоноубийцы попробовать можно, но неизвестно, сработает ли такая наивная сказка еще раз. К тому же ему необязательно самому марать руки, может просто отдать приказ, в армии для того и введена система званий.
Можно, конечно, хитро ввернуть пункт, где проклятие падет не только на исполнителя, но и на заказчика. Однако тут пары намеков может оказаться недостаточно, и вообще обстановка весьма нервная, я не могу нарадоваться на то, что мне позволили рот открыть и даже пространно высказываться. Но все очень быстро может измениться, тем более что пули тут не экономят.
И еще непонятно поведение генерала. Точнее, то, как он себя повел в самом конце, когда потерял ко мне интерес, почти полностью переключившись на Дата.
Что это на него нашло? Попробуй пойми толстокожего вояку непонятной мне армии, к тому же воюющей неизвестно где.
Рюкзак эти сволочи забрали, а это очень плохо, ведь там немало дорогих мне вещей. Глядишь, и помогли бы отсюда выбраться. Кое-что осталось под костюмом, но это жалкие крохи.