— Счастливого пути, — пожелал я и, приблизившись к окну, задёрнул шторы.
Часть 15
Дверь в кабинет по обыкновению была широко раскрыта, и потому, прежде чем войти, я сначала заглянул внутрь. Эйриг, как всегда в это время дня, занимался делами, важно восседая за своим громадным столом.
Только после того, как мне удалось немного унять волнение, я постучал, предупреждая о своём появлении.
— Входи, Тэг, — тут же прозвучало приглашение. — Присаживайся.
— Спасибо, господин, — пока я располагался, Эйриг отложил бумаги в сторону. — Гошер, кажется, ушёл. Его больше нет в комнате.
Господин Эйриг отвёл от меня взгляд, будто задумался о чём-то, а я, предоставленный на несколько мгновений самому себе, не смог унять любопытство и снова принялся его разглядывать.
Сегодня на нем была кремовая рубаха с воротничком и серая жилетка в тон штанов. Непритязательный цвет оттенял смуглую кожу. Хвост смолисто-чёрных волос, высоко собранных на затылке, спадал на плечо. Такие же чёрные, словно соболиный мех, ресницы обрамляли повисший в пустоте взгляд.
— Ты прав. Гошер покинул нас, — господин Эйриг снова сосредоточил внимание на мне. — Поздравляю, Тэг, ты справился с поручением.
— Благодарю, господин.
Этот разговор волновал меня совсем не потому, что я ожидал похвалы, ведь сейчас мне предстояло дать ответ, стану ли я и дальше прислуживать господину. И ответ, казалось, напрашивался сам собой.
Господин Эйриг был невероятно добр. Я жил в его доме, ел за его столом и не выполнял никакой непосильной физической работы. Уже не говоря о том, что он собирался мне платить и кормил моих братьев и сестёр. О таком я не смел и мечтать. Но была у этой монеты и обратная сторона.
Я не мог не думать обо всём, что происходило со мной с тех самых пор, как я снял амулет с шеи Эйрига. Недвусмысленные намёки, неожиданно проскальзывавшие между нами. Поцелуи. Пусть два из них можно было объяснить. В первый раз господин желал отделаться от надоедливой дамы, а во второй я был пьян и сам допустил непотребство. Но что случилось тогда в карете?
Мы остались наедине. И господин Эйриг сделал это. А я вроде как и не был против.
Меня стали донимать странные сны. Вернее, в самих снах не было ничего необычного. Я и раньше просыпался с подмокшими штанами, но тогда причиной тому становились пышногрудые девицы, жаждавшие отдаться мне немедля. С недавних пор в моих сновидениях появилось новое лицо. И оно радовало меня не меньше. Вот только поутру от стыда хотелось провалиться сквозь пол.
— Тэг? — позвал меня господин, и я понял, что задумался так глубоко, что вот уже некоторое время продолжал сидеть истуканом. — Что тебя беспокоит?
— Ничего, господин Эйриг.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, а затем слегка улыбнулся.
— Вот твоя награда за помощь, — на стол лёг небольшой коричневого сукна мешочек, гулко звякнул. — За исключением выданных тебе десяти монет.
— Спасибо, господин.
— И, конечно, я хочу спросить тебя о решении. Согласен ли ты и дальше выполнять мои поручения?
Вот он, этот момент, и мне нужно сделать выбор. Беспокойство захлестнуло волной, словно бы от моих слов зависело жить мне или умереть. На самом деле, меня никто не держал, я мог подняться и уйти, но отчего же тряслись коленки, словно сейчас, в этот самый миг я решал собственную судьбу.
Я никак не мог отважиться произнести хоть слово, растягивая повисшую паузу на целую вечность, и не замечая, как внимательно смотрит на меня господин Эйриг. А когда наконец понял, вдруг вспомнил, что все мои чувства для него открытая книга.
Щёки загорелись от густого румянца.
— Чего ты смущаешься, Тэг? — тихо, едва слышно спросил Эйриг, видя, что я будто проглотил язык.
«Смущаюсь… смущаюсь, — облизнул я высохшие губы. — Я не могу сказать об этом даже себе. Произнести даже в тишине собственных мыслей! Как же я могу объяснить это вслух?»
Мне, конечно же, стоило убираться из этого дома подобру-поздорову. Пусть новая жизнь сулила довольство, но вот о покое и речи быть не могло. Как бы упорно я ни закрывал глаза, полным кретином я не был — Эйриг уделял мне не в пример больше внимания, чем следовало, уже не говоря о заботе.
Рано или поздно он мог вынудить меня сделать то, чего я не хотел. И это пугало смертельно. И всё же, несмотря на здравый смысл, я всё никак не мог отыскать смелость сказать, что не смогу быть его подручным.