«Мальчика нет».
– Не будь шумихи, тебя бы не поставили на это дело, – негромко произнесла Вероника.
– Это комплимент? – поинтересовался Никита.
– В каком-то смысле.
– Спасибо.
– Обращайся.
Полицейский покачал головой, но комментировать ответ девушки не стал. Глубоко затянулся, посмотрел на сигарету, решил, что расставаться с ней пока рано, и продолжил:
– В общем, ребята из пресс-службы на тебя зла не держат, а вот руководство бычится. Так что ты в ближайшую неделю особо им глаза не мозоль.
– Я поняла. Спасибо.
– Обращайся.
Вероника скорчила полицейскому рожицу, но тут же вновь стала серьёзной:
– Я вот о чём подумала: Абедалониум ведь начинал в Питере, так? И продолжил работать здесь, даже став знаменитым. Я знаю, что у некоторых серьёзных дядек есть портреты его работы – только они могли их себе позволить. Вот и получается, что если Абедалониум не преступник, но знает преступника, то педофил может оказаться очень высокопоставленным человеком.
Никита внимательно посмотрел девушке в глаза:
– Если… – Это слово он выделил. – Абедалониум не преступник, то узнать о преступлении он мог не только в кругу своих высокопоставленных клиентов. Похитить Костю мог какой-нибудь шофёр с соответствующими наклонностями.
– Мог, – согласилась Вероника. – Но, если преступник шофёр, зачем Абедалониуму все эти сложности со скандалом? Он мог просто передать вам информацию, инкогнито, и всё.
– Он мог передать информацию и на высокопоставленного педофила, – пожал плечами Никита.
– Да, Гордеев, он мог. Но если педофил очень высокопоставленный, где гарантия, что вы сумеете – или захотите? – до него добраться? А теперь вам придётся. Или Абедалониум сам обнародует доказательства, которые у него есть.
– У него есть доказательства? – поднял брови полицейский.
– Неужели он их не прислал?
Отвечать на этот вопрос Никита не стал. Почесал кончик носа, раздумывая, не закурить ли ещё? Ответил себе, что три сигареты подряд – это чересчур, и произнёс:
– Или же циничный Абедалониум таким образом привлекает внимание к выставке.
– То есть доказательства он вам пока не прислал?
– Ответ на этот вопрос находится за пределами твоего допуска, – усмехнулся в ответ полицейский. – Веди себя прилично, в неприятности не лезь и не мешай расследованию.
– А помочь можно?
– Ты уже помогла. Теперь не высовывайся хотя бы неделю.
Полицейский начал поворачиваться, показывая, что разговор окончен, но Вероника придержала его за плечо.
– Гордеев, я серьёзно.
Никита понял, что девушка и в самом деле не шутит, вздохнул и вернулся в прежнюю позицию.
– О какой помощи ты говоришь?
– Ты уже решил, с чего начнёшь?
– Я разберусь.
– Я спрашиваю не для того, чтобы разузнать, а чтобы посоветовать.
– Ты – мне?
– Да.
Гордеев всё-таки потянулся за третьей сигаретой, но… нашёл в себе силы отказаться от идеи покурить ещё.
Вероника считалась взбалмошной и непредсказуемой девчонкой, но при этом – цепкой и внимательной журналисткой, умеющей докапываться до скрытых смыслов и замечать то, мимо чего проходили все остальные, в том числе – полицейские. Не будь она профессионалом, Гордеев никогда в жизни не стал бы выгораживать её перед коллегами, а приходилось, и не стал бы прислушиваться к её словам, как сейчас.
– Что ты хочешь посоветовать? – спросил он совсем другим тоном.
– Я внимательно перечитала все интервью, которые Абедалониум дал перед выставкой, особенно самое большое, которое вышло у нас. И знаешь, какую картину он особо упомянул, помимо «Демона скучающего»? «Мальчика нет». Его самое большое интервью занимает четыре страницы, а упомянуты всего две работы. Причём, если о «Демоне» Абедалониум не мог не сказать – это его самая известная картина, то вставку о «Мальчике» он явно сделал специально. Ему задали вопрос о частной коллекции, о новых полотнах, но Абедалониум говорит о них вскользь и тут же подробно рассказывает, как работал над «Мальчиком»: что лишился вдохновения, отправился путешествовать по области и был потрясён развалинами одной старой усадьбы. Улавливаешь?