Только гонец с пресловутым письмом так и не прибыл. Более того, письмоводитель вдруг подался в бега. Но хуже всего, что и шпион Царедворца в Вэй не подавал о себе вестей.
Одновременно с этим мошенничество самого Царедворца с серебряными рудниками никак не удавалось замять. Более того, только ему удавалось оттягивать или сворачивать одно расследование, как каким-то непонятным образом, вскрывались новые неприглядные обстоятельства казнокрадства Царедворца и его клики. Доверенный слуга всесильного вельможи, его правая рука, неизменно следовавший за ним все эти годы, встревожился.
— Разве вы не видите, господин, некой злой закономерности? Стоит вам замять очередной изобличающий нас факт с Серебряными рудниками, как тут же всплывает новый. Только мы заштопаем в одном месте, как сразу рвется в другом, — сказал он. — Кто-то упорно не дает забыть двору о рудниках. Если вы снова пустите в ход подкуп и связи, чтобы обойти очередное неприглядное обстоятельство, боюсь, дойдет до того, что императору станет известно, что рудники уже давно не принадлежат казне.
— Этого не случиться, — заверил его Царедворец. — Все документы о собственности, что были переделаны на мое имя, хранятся лишь у меня, а чиновники что выписывали эти документы, давно покинули наш бренный мир.
Но уверенности его поубавилось, когда без его ведома неожиданно прошла череда арестов чиновников Казначейства, да и само министерство вдруг начали основательно трясти. И где бы ни обнаруживали махинации, сразу всплывало имя Царедворца. Гнев императора выразился в том, что всесильному придворному отказали в аудиенции, чего никогда прежде не случалось. Царедворец с нетерпением ждал утра следующего дня, когда должен был состоятся Совет, где он мог бы объясниться перед владыкой. Он основательно подготовился перед этой встречей, готовясь встать перед императором с объяснениями, пусть и лживыми, но вескими и аргументированными. Он ни в коем случае не собирался оправдываться, лишь ненавязчиво напомнить императору, что он в своем праве, превратив тем большую проблему в незначительную.
Но следующий день на утреннем Совете двора, министр Денежной палаты, упредив его, вновь напомнил вельможным чиновникам, что дело о Серебряных рудниках ожидает своего решения, заметив, что длится оно уже довольно долго и что его расследованием занимался еще Глава Северного Ветра, намекнув, кому был угоден арест и оговор Главы. Слушая этого Цин Дю, Царедворец ясно видел, что тот копает под него не просто яму, а целый ров и что все его незаконные деяния, вот-вот вскроют перед императором. Он припомнил их последнюю встречу в кулуарах императорского павильона Нефритовых Небес, когда Цин Дю предупредил, что если он не прекратит истязать Главу, то перед императором лягут более серьезные документы, чем о Серебряных рудниках, тем ясно дал понять, что имеет доступ к материалам Тайного архива Главы. Но всесильный вельможа был столь самоуверен, что не придал этому разговору должного значения. Сколько же на своем веку он получал пустые угрозы, и сейчас не собирался оставлять это безнаказанным, пусть даже дочь Цин Дю и вошла в его семью. К тому же необходимо было срочно заставить молчать о Серебряных рудниках.
Он так и не вышел перед императором, понимая, что не время для этого.
Но вернувшись после Совета, домой выпустил свой гнев на трепещущих домочадцах, рвал и метал в своем кабинете, а подуспокоившись, сразу же отправил на рудники гонцов с приказом тамошнему управляющему, подчинявшемуся только ему, немедленно подчистить там все, как в документах, так и избавиться от нежелательных свидетелей.
После в ход пошли деньги для подкупа столичным чиновникам и тем из Тайной канцелярии, кто расследовал дело о рудниках.
Но главное следовало разобраться с главным недругом — министром Финансов. Свалит его, тогда непотопляемый Главный Евнух сразу примирится с ним, Царедворцем.
Его соглядатаи при императоре донесли, что Цин Дю, зная, что будет подвергнут преследованию и покушению со стороны Царедворца, отпросился у императора от двора, чтобы обезопасить свою семью.
Для него, опытного интригана, это стало лишь на руку, такой предсказуемо удобный момент расправиться с сильным противником, глупо упускать. Он начнет издалека и кто потом докажет, что свершившееся преступление его рук дело?