— Вы же не совсем живое существо...
— А что я тогда такое? — с усмешкой и интересом спросил пастор.
— Я не знаю.. некая сущность в облике человека, но с совсем не человеческой природой...
Пастор усмехнулся. Ему нравился этот интерес.
— Правильно. Я не человек. Я не был рождён в утробе матери, у меня не было ни родителей, ни кого-либо ещё. Всё движется несколько иначе там, наверху. Бесконечно долго, бесконечно смиренно. Чтобы стать ребёнком из грозовой тени без разума, которой ты рождаешься, требуются долгие годы. Пока тучи не заполнятся страданиями и желаниями всего живого; энергией тех, кто умирает, не будучи услышанным. Тогда, если ты достаточно жадная тень, тебе удастся впитать то, что в тучах. Если нет — то исчезнешь. Миллионы других теней теряются и со временем сливаются с молниями. А жадная тень обретает свою волю, свой разум, и если остаётся достаточно любопытной, выживает. В конце концов, из миллионов теней рождается лишь один демон. На небесах мало таких, как я. Но и они не могут поделить небо и землю меж собой. Наверху продолжаются беспорядки до тех пор, пока не находится особо жадный, алчный демон, способный усмирить других своей силой, чтобы править там бесцельно. Последним из таких был тот, кого люди стали называть Господом.
Снова пастор рассказывал, как сказочник. Но порой его голос становился резким, от чего приятное возбуждение передавалось её телу и душе электричеством.
Наталья услышала скрежет открывающейся двери в храм и обернулась. Вместе с солнечным светом внутрь зашёл человек в деловом костюме.
— Сюда, — спокойно позвал его пастор Ви, медленно убирая с лица улыбку, а затем неторопливо встал и подошёл к дверному проёму навстречу курьеру.
— Отец Ви? — спросил курьер почтительно. Как она и предполагала, похоже пастор был важной шишкой.
Пастор кивнул.
— Я секретарь господина Оомори. Он просил передать вам это.
«Точно. Мэр», — вспомнила Наталья, и почувствовала от секретаря интересную энергию. С перчинкой. Она даже задумалась, не попробовать ли его на вкус, просто, не убивая, но, почувствовав вину перед Ниши за свою попытку отдохнуть, отогнала от себя эти мысли.
— Благодарю, — отозвался пастор и кивнул, забирая у мужчины толстый коричневый конверт.
Секретарь попрощался и снова вышел в жару, оставив прохладный храм. Пастор обернулся на Наталью, посмотрел заговорщически и закрыл дверь ризницы. Наталья с любопытством рассматривала конверт, а пастор подвинул стул к месту, где сидела Наталья.
— Кстати, может, этот «мудрец» просто был неравнодушен к Ангелу? Ну, в смысле, не в сексуальном... — произнесла Наталья, возвращаясь к столу от статуи горемычного ангела.
Пастор Ви улыбнулся и будто задумался:
— Хм... Кто знает?.. Но я так не думаю. Скорее он имел амбиции исправить Ангела. Думаю, он просто был зависим ото всех. И от беглецов, и от Господа. Видите ли, все его очень любили. Но в итоге бросили ради своих целей. А он не смог.
Пастор Ви отвязал верёвку, закрывающую шуршащий конверт, и вытащил содержимое. Это были копии дел, аккуратно сложенные по порядку. На общей папке значилось, что дело, а точнее дела, закрыты.
Пастор положил перед ними документы, словно учебник в школе — посередине, и открыл на первых страницах.
— Так...посмотрим, что тут у нас, — произнёс он, рассматривая документы.
Наталья вздохнула про себя, подумав что мало что успеет понять с этих листочков.
— Так, первое дело было в отношении фермерской овечки... — вслух стал озвучивать пастор. — Животное исчезло посреди дня, в позапрошлый понедельник, в одиннадцать утра, во время выпаса. По следам на траве нашли место, где были обнаружены клочья её шерсти и много крови, а также следы когтей на земле. Две передние конечности не тронуты, сложены вместе.
Наталья подняла брови в удивлении. Такого по новостям не говорили. Наталья посмотрела на фото, вклеенные в страницы. На первой была запечатлена овечья шерсть в камышах, вырванная с кожей. Камыш и вода на мелководье были окрашены коричневым и бардовым. Второе фото изображало передние конечности овцы, лежащие на траве. Они были сложены так, что если бы не были отделены от тела, создавалось бы впечатление, что овечка преклонила колени перед озером или горой вдали.
— Жалко овечку... видимо, её убили для ритуала, — с вздохом произнесла Наталья.
Пастор кивнул.
— Вы правы. Овечка здесь явно случайная жертва. Что, думаете, хотел сказать убийца, кем бы он ни был?
— Из очевидного и самого простого — это послание, чтобы мы словно овцы преклонили свои головы перед тем, что пришло с горы... — предположила Наталья.