Пастор ещё раз погладил её руку и медленно наклонился к ней, расстёгивая её ремень. Замок щёлкнул, и пастор погладил её по щеке.
— Всё в порядке.
Наталья смотрела на него, не понимая, чего он на самом хочет от неё. Прогремел гром, ливень застлал лобовое стекло. Пастор приблизился к ней, будто успокаивая, проводя по её щеке. Это интимное прикосновение отчего-то заставляло доверять ему. Пастор понадобилось мгновение, чтобы захватить её губы своими так, чтобы в её душе раздался всплеск, подобный ярком фейерверку. Он целовал её не так, как люди делают это, используя поцелуй, как прелюдию. Это было похоже на священный ритуал. Заранее подготовленное действо, которому невозможно сопротивляться. Это было так страстно, остро, но нежно, что в её груди забилось сердце как никогда сильно. От его губ её губы охладели, словно от чего-то мятного, и одновременно поток «электричества» прошёлся по телу, заполнив голову. Словно что-то большое, недоступное, страшное, словно само грозовое небо и тяжёлые тучи спустились на неё, захлестнув в своей прохладе. Дождь снаружи оглушал, окна запотели, а ей лишь хотелось больше. Ещё больше этого глотка наслаждения и свободы, которого она так жаждала и в этой, и в прошлой жизни. Никто не мог их увидеть здесь, за стеной дождя и его стихийного шума.
Она ответила ему, а он только горячее и леденяще одновременно целовал её, жёстко притянув к себе за талию крепкими мужскими руками. Её то бросало в жар, то охлаждало дыхание грозы. Сердце колотило, а внутри ещё больше наполнялось чем-то этим ярким и свежим, от чего она думала, что чувства переполнят её голову и выплеснутся наружу.
Он опустил руку вниз с её талии, и аккуратно поддел её бёдра, поворачивая её к себе так, что она оказалась в его руках. Он уложил её ноги к себе на колени, придерживая за спину и прижимая её затылок к запотевшему стеклу. Мягко пройдясь по её бёдрам ладонью, второй рукой он погладил её по щеке и медленно, словно к какой-то загадке, спустился ладонью по шее вниз к воротнику её рубашки, аккуратно расстегнув верхнюю пуговицу.
— Подождите, — произнесла она в губы пастору с возбуждённым придыханием. — Ниши же почувствует.
Пастор выдохнул ей в шею и провёл пальцем по её щеке, губам. Он явно сдерживал своё вожделение. Наконец, пастор улыбнулся успокаивающе.
— Хорошо. Простите, что был так нетерпелив, мисс Таданобу, — произнёс он как-то слишком сладко.
— Это вы меня простите... — произнесла она.
Пастор улыбнулся, погладив её по волосам. Он аккуратно, мягко застегнул пуговицу на её рубашке, и выпустил её из рук.
— Дождь закончился, — произнёс пастор заботливо. Его губы были ещё красные от поцелуя. — Можно идти.
***
Дождь барабанил по банкам краски. Ниши, надев дождевой плащ, шёл к церкви. Капли, минуя капюшон, скатывались и мочили его чёрные волосы. С них капало вниз, в такие же чёрные от земли и грязи лужи. Пальцы краснели от холодной воды. Сегодня он намеревался покончить с этим раз и навсегда.
Выйдя на задний двор, он взял одну из банок и метнул её в окно бывшей кельи пастора Пака. Дребезг потерялся в звуках дождя. Ниши взял вторую банку, и отшлифовав ей оставшиеся в раме осколки, запрыгнул внутрь. Дверь в зал оказалась не заперта. Словно кто-то его приглашал. Но Ниши было плевать. Теперь он на шаг впереди. Он разгадал загадку Ви сразу, как увидел эти статуи, воспевающие нарциссизм пастора.
«Я раскрою твою настоящую личину», — с ненавистью во взгляде подумал он, и бесцеремонно поставил банки с краской на мраморный пол, от чего те издали грохот.
Ниши оглядел зал. Эта давящая своей демонической святостью церковь. Казалось, даже колонны гудели неприятным эхом, и всё вокруг желало его смерти. Слишком торжественно. Слишком пафосно.
— Я всё равно убью тебя, — произнёс Ниши в пустоту.
Он посмотрел на статую мальчика, упрятанного за Ангелом. Он был его сегодняшней целью — ведь этот мальчик был настоящим пастором Ви. Тем самым Ангелом, что спустился с небес.
Ниши хмыкнул. Другие бы не заметили, но Ниши чувствовал, что за энергия исходит из этой обугленной фигуры. От неё несло попранным достоинством, возмущением и чувством предательства. Наверное, будучи мальчишкой, пусть и тысячелетним, Ви, всё же, не ожидал такой кары от «Отца». Ниши чувствовал в этой статуе то чувство, которое испытывают люди, когда кто-то «ниже» их смеет обращаться с ними «возмутительно». Ниши мог это понять. Всего лишь мелкий божок, а возомнил себя тем, кто «право имеет». Наверняка, если бы Ви захотел, он мог бы занять место этого божка, испытывающего людей. Но предпочёл спуститься вниз.