За окном падали жёлтые и красные листья. Наталья была не в их с Ниши доме. Туда она попросила пастора поселить людей, чтобы их в прошлом уютное гнёздышко не пустовало, разрывая её сердце. Хоть Наталья не любила этот дом, она не могла не сохранить его для Ниши. Чтобы знать, когда он, наконец, вернётся. Даже если это будет через сто лет. Её мальчишка... мальчишка, который так сильно её любил, что потерял дорогу к себе.
На следующий день она с пастором Ви вышла из зеркальной многоэтажки в центре Аманохары. Вместе с багажом и переноской с Харой внутри.
— Пастор Ви. Вы, конечно, всё ещё для меня загадка. Но если ваше предложение ещё в силе, я сделаю это с вами.
Пастор расплылся в улыбке.
— Ну, я про ваши слова о мировом господстве.
Пастор кивнул и сладко произнёс:
— Я знаю. Я так и подумал, что вы захотите этим заняться. После того, как я вам помогу выполнить ваши другие цели.
— Спасибо... — смущённо ответила она. В душе её было предвкушение. — Но всё-таки, почему я?.. Это ведь человеческая суть — желать.
— У вас нет реальных стремлений. Нет реальных целей. Просто бездонная дыра в душе. Которую вам постоянно нужно чем-то заполнить. Причём чем-то не материальным. Потому ваша жажда нескончаема. Потому вы особенно прекрасны в моих глазах.
Наталья замолчала. Она не знала, обидело это её или заставило грустить.
— Держите, — протянул он ей дольку оранжевого фрукта.
— Держите, — протянул он ей дольку оранжевого фрукта.
— Что это?.. — удивилась она.
— Плоды страстоцвета. Они съедобны, — произнёс пастор и взял другую дольку в рот.
Эпилог
«Если любишь сына — позволь ему постранствовать»,
— японская пословица.
Яркие рыжие пуховые бока кружили в вихре вместе с листьями. Мокрый, холодный, во влажной обуви мальчишка ступал по насыпи, цепляясь своими крючьями за землю.
Сколько лет прошло? Лес всё тот же. Но в сердце лишь ярость. Он захлёбывался ею.
Жадность, ненависть, боль сливались вместе в лихорадке. От этих чувств крылья трещали, наполняя всё вокруг звуком ломающихся веток. Сломанные крючья уже давно вновь соединились вместе, в свою первоначальную форму, залеченные лисами.
Всё казалось чёрным. Где солнце? Где зелень? Где бардовые листья? Где жёлтые кроны? Всё словно через тёмные стёкла. Это его злило и он царапал пальцами глаза, но тут же брал себя в руки. Жажда мести и горе страсти застилало ему глаза.
Ниши спустился с гор.
Конец