В ожидании Таданобу он вымыл весь дом, вытряс все одеяла, ковры, и оставил их сушиться на обогревателях. Ключи Ниши забрал у Изаму, с которым он так и не перемолвился ни словом после смерти Таданобу.
Как-то раз поставив кастрюлю с кашей на плиту, Ниши стал смотреть туда, в сад.
«Только бы она вернулась в этом году. Только бы вернулась», - повторял он про себя. Его приводила в отчаяние одна только мысль, что может не получиться. Что придётся ждать ещё четыре года. Что придётся снова оставить её на зиму в холодной земле.
Гладь прудика исказили редкие капли дождя. Холодные крупицы воды начали падать вниз, на место, где был похоронена Таданобу.
«Вдруг её затопит? Вдруг ей будет сложно дышать? Вдруг она замёрзнет?» — снова возникли в его голове мысли, будто кто-то ему нашептал.
Ниши ринулся к прудику. Взяв свой жёлтый зонтик, которым он пользовался в детстве, он раскрыл его над местом, где спала Таданобу.
Гляда на стену дождя, он замер. Он подумал, что прохладные капли дождя проникнут в землю, всё равно достигнут её. Внутри всё похолодело, и он, наконец, пришёл в себя.
«Всё хорошо. Дождь тоже поможет ей», - сказал он себе. Его порыв был всего лишь наваждением. Ниши вернулся в дом и почувствовал запах гари. Он взглянул на плиту — это сгорела каша. Он взял тазик, налил воды из прудика, и, сидя под дождём и поглядывая на место под зонтиком, стал отмывать кастрюлю. Ниши хотел, чтобы не она одна мокла под этим весенним дождём. Смотря на не отмывающуюся гарь, Ниши невольно вспомнил сколько раз в детстве ему приходилось чувствовать этот запах.
В первый раз он почувствовала его, когда ему было шесть. Мать готовила его любимую рыбу. Помыв посуду, она ушла в комнату и от усталости уснула. Ниши тихо играл на полу в гостиной, когда увидел почерневшую сковородку на плите, из которой шёл дым. Он позвал мать, но та не отзывалась. Тогда он сам подошёл к плите, решив, что должен передвинуть сковородку на другую конфорку. Но вдруг раскалённый металл лопнул, издав страшный звук. Он испугался, и, увидев ожог на руке, был готов заплакать.
Но мать не проснулась даже от этого громкого звука. И тогда Ниши решил, что не может плакать. Испугавшись, что точно также, как лопнула сковородка, может кончить и вся их квартира, он крутил переключатель и смотрел на результат до тех пор, пока конфорка не потеряла красный цвет. Так он узнал, как выключать плиту.
Он побежал в ванную, и, чтобы ослабить боль, подставил руку под холодную воду. Ошмётки его любимой жареной рыбы, которые отлетели на его руку вместе с раскалённым маслом, смывались вниз, в канализацию.
Аяи, сколько Ниши её помнил, всегда была уставшей, и ей всегда было тяжело. Ниши и не знал, что бывает иначе. Она делала всё, что могла для него — так думал Ниши. Но с какого-то момента мальчик перестал заглядывать к ней в комнату после школы, чтобы получить внимание. Ведь всякий раз он видел только её спящую, тусклую фигуру. Каждый день силы её угасали всё больше. В его детских глазах эта сгоревшая рыба, что стремительно утекала в канализацию, была чем-то похожа на его мать. Но даже от таких мыслей он постарался не плакать. Решил не делать этого.
С тех пор ему не раз приходилось следить за едой, а учась в школе он и вовсе научился готовить сам. Даже маме. Он боялся, что в один день, вернувшись со школы, вместо своего дома он обнаружит что-то страшное, чёрное, обгоревшее.
Из-за готовки, он часто не успевал на уроки. Иногда не успевал и гладить себе форму. Ниши объяснял учителям, что виноват он сам, но Аяй всё равно вызывали в школу. Держа мать за руку, пока ей рассказывали об опозданиях, о том, что Аяи надо будить его пораньше, Ниши задавался вопросами: «Почему обращаются к маме? Мама не будит меня. Почему обращаются к ней? Мама не готовит мне завтрак. Почему обращаются не ко мне? Мама не гладит мои вещи. Почему они не слушают, что я говорю? Наверное, мои слова для учителей — пустой звук. Наверное, они и не видят меня вовсе».
С тех пор Ниши стал считать себя невидимкой для взрослых. А Аяи становилось всё хуже.
Отец, который и так не приходил домой последние несколько лет, бросил их, и со своими пожилыми родителями уехал в Америку. А там погиб, попав в аварию. Услышав об этом, Ниши не огорчился. Ему не было дела до какого-то там отца, которого он даже не помнил. Он только заботился о матери, покинутой всеми. Ему не было тяжело, или же он просто этого не замечал. Он привык к каждодневным заботам, который отнимали у него много времени. Вот только именно в этом году птицы, тела которых он вернул к жизни и наполнил молодыми душами, которые прилетали к нему каждый день и кормились с его рук, стали снова умирать, быстро увядая.