«Я больше не Таданобу. Теперь я снова та я, какой была прежде».
Та девушка, что только начинала свою жизнь. Та, что ещё не выходила замуж, не работала, не воспитывала чужих детей. Та, что давным-давно, может, и была настоящей ей.
Ниши положил её на кровать медленно, аккуратно, нежно, словно она была трепетным цветком, который он боялся повредить. Она почувствовала, что мягкие перины как и прежде пахнут её любимым кондиционером для белья. Но чистая ткань казалась слишком жёсткой для её нового тела. Только шёлк мягко струился по её ногам, словно её новая кожа.
Юноша принёс тазик с приятно пахнущей водой и долил туда кипятка. Дотрагиваясь головой и прядями мягких волос до её бёдер и колен, он омыл её пальцы на ногах. Под ногтями ещё оставалась земля.
Таданобу почувствовала, как юноша провёл щекой по бедру. Какое-то возбуждение пробежало по её телу, погружая в расслабленную негу.
Вытерев её ноги мягким полотенцем, Ниши, всё ещё на коленях, поднялся к её паху. Она страшилась греха, но не могла пошевелиться. Он поднялся вверх, к её груди. Он провёл по её коже лбом, судорожно выдохнув.
Из глубины её сознания поднялся голос:
«Ты теперь не Таданобу. Ты теперь не она...».
И со слезами, стекавшими, по её щекам, её покинул и страх. Увидев её мокрые щёки, он поднялся к ней. Она не знала, что подумал этот мальчишка, что ей холодно, или больно, но он мягко укрыл их двоих одеялом. Он потянулся за термосом на тумбочке, и, взяв жидкость оттуда в рот, немного наклонил её голову. Держа её за затылок, он нежно передал эту белёсую жидкость из своего рта в её рот вместе с поцелуем. Она почувствовала, как обволакивающе травяное, медовое молоко стекает внутрь её горла. Она проглотила его. Всё вокруг показалось ещё более сладким.
Она чувствовала и его губы, и молоко...Всё внутри приятно согревалось это белой жидкостью, которой он её поил из своего рта. Дрожь прошла.
Юноша произнёс её имя. Её настоящее имя. Словно призвал её чрез все эти годы.
Вскоре молочная жидкость заполнила её живот. Он утешающе, судорожно погладил её щёку своей, и Таданобу снова почувствовала его шелковистые волосы на своей коже.
Нега разлилась по её телу, и она долго-долго просто лежала, не в силах думать о чём-либо. Сытость занимала всё её большое, но мутное сейчас сознание. Теперь она не была голодна, и жажда утихла. Ниши лежал и обнимал её, гладил по щеке, всю ночь не сводя с неё глаз.
Постепенно в голову, словно кадры старого фильма, наконец, стали приходить обстоятельства её смерти. Ей стало грустно и за себя, и за мальчишку, просидевшего столько часов над её трупом. Его взгляд жаждал любви. Таданобу с трудом подняла руку и погладила Ниши по голове. Его глаза становились туманными, словно у животного, которого чешут за ухом. Видя этот его взгляд, Таданобу, вложив в это движение все свои силы, наклонилась к его макушке и нежно поцеловала. Он застонал, и стон его был болезненный, словно у животного, которого обласкали после годов потери и разлуки.
Он уснул у её груди. Будучи ребёнком, он ни разу не спал с ней в одной кровати. Она не ласкала его, подобно матери. Всё, что между ними было — это пара дружеских объятий. Она не понимала, откуда взялось в мальчишке, которому она даже не была опекуном, столько этой странной нежности. Но она видела его любовь. И теперь, когда она очутилась одна в новом мире, Таданобу вдруг захотела, чтобы эта любовь не исчезала. Ибо и она сама не могла не любить юношу, что был так нежен с ней.
Часть 1. Глава 4. Кровавая связь
«Мужчина связывает красной жидкостью, а женщина — белой,
как дитя с отцом связано кровью, а с матерью — молоком»,
— страсти японских божеств.
Следующий день начался тишиной и приятным летним теплом. Здесь, вдали от центра маленькой Аманохары, было спокойно, будто бы погружено в сон. Когда-то Таданобу это не нравилось, но теперь такой ритм стал для неё благословением.
Они не говорили. Он только терся о её грудь головой, целовал ее тело, прижимал к себе, вдыхал запах. Он знал, что она ещё слаба, потому кормил её с ложки ароматной кашей, а затем, медленно целуя, убирал с её губ сладкую рисовую влагу. Он смотрел на неё с вечной жаждой в глазах.