Подвластные и управляемые согласились нести бремя государственных расходов, отказывая себе во многом, порой в самом необходимом, лишь бы иметь мощную армию и разветвленный аппарат управления.
Следует подчеркнуть коренное отличие российского государственного человейника от западноевропейских. Общественная жизнь в России свелась к минимуму, у нас не развивалось гражданское общество в классическом его понимании. Все, что так или иначе можно отнести к «общественному», существовало в рамках общины. Той самой пресловутой и многократно искореняемой, но так и не изведенной до конца русской общины. Патриархальной, аграрной и родовой по своим базовым понятиям и традициям.
Род, который на Западе рассыпался и ушел в латентные формы существования, в России продолжал жить явной и активной жизнью. Триада Власти была вынуждена считаться с Родом как с единственным объектом управления. Русский народ стал «государственником» для Власти и остался «общинником» для себя самого.
Забавно, но гражданский договор был придуман не европейскими просветителями, а рожден самой жизнью в условиях Среднерусской возвышенности. Триада Власти без особой нужды не лезла в дела общины, а община исправно выполняла свои государственные обязанности.
Казусов при этом было предостаточно. Государству требовались крепкие молодые люди для службы в армии, община поставляла «по головам», отчитываясь за число, но стараясь обмануть в качестве. Крепкие, физически сильные нужны были самой общине, вот она и старалась отдать «в солдаты» что похуже. Логика понятна — отдать на государеву службу, что выбросить: или убьют, или покалечат, или запорют до смерти, или вернется через двадцать пять лет.
В тихом саботаже призыва община находила поддержку у «своего» барина. Ему тоже не улыбалось ради государственных соображений терять лучших работников. В карты проигрывали целыми деревнями, а на государеву службу «свое добро» отдать не желали.
Русская бюрократия также отлично сосуществовала с общиной. Бюрократу важно отчитаться и «чтобы все было по закону». Формализм, очковтирательство и склонность манкировать служебными обязанностями как видовыми чертами бюрократии эксплуатировались русской общиной по полной программе и при каждом удобном случае.
Допустим, убил в драке кузнец соседа. Надо убийцу отыскать, взять в кандалы, судить по всей строгости и с «бубновым тузом» на спине направить этапом на вечную каторгу. Найти можно, только в кандалы его никак нельзя. Один он кузнец на три деревни. Без него — ни жить. И пока урядник с судебным приставом пьют чай, община на сходе решает, кого сдать вместо кузнеца. Решают отдать самого тщедушного, непутевого и многодетного. И он соглашается! Потому что «мир» обещает сообща поднять детей, не дать в обиду жену и никогда злым словом не поминать того, кто пострадал за общину.
А дальше начинает работать машина правосудия, которой в принципе все равно кого именно пропустить через мясорубку. Так что «фальсификация уголовных дел» не новомодное изобретение. Там где дух братства и закон общины выше писаных законов, государственная машина буксует и вынужденно идет на фальсификации собственной деятельности.
Какая связь между челобитной царю с жалобой на местное начальство и тарелкой? Самая прямая. Голь российская хитра на такие выдумки, что меркнет любое бюрократическое крючкотворство.
Текст челобитной писался как положено — слева направо, в столбик. А подписи ставили все члены общины по кругу. По опыту знали: либо челобитную перехватят, либо царский указ «распишет» жалобу местному начальству «для принятия мер». Первой мерой будет, конечно же, поиск зачинщиков и их публичное наказание. «Чтобы не повадно было…» А как найдешь первого и главного, когда все подписи по кругу? Придется пороть всех без разбору. А когда — всех, то не страшно и не позорно.
С одной стороны, российская Власть упростила себе задачу, превратив объект управления в «черный ящик», который неважно как устроен внутри, главное, как реагирует на управляющие команды, с другой стороны, лишила себя возможности манипулировать фракциями и объединениями в обществе, что делает западная Триада Власти. Российская Триада Власти не знала внутренней политики в европейском понимании, кроме как полицейского надзора, молебнов и батогов. Когда эти средства не срабатывали, не было ничего, что могло остановить массовое, солидарное проявление недовольства монолитным объектом управления.
Бунтовать община умеет так, что потом веками аукается. И русский бунт, «бессмысленный и беспощадный», идет от иррациональности самого факта разрушения векового уклада жизни. Реакция инстинктивная, а потому и неразумная. А беспощадная, так потому что иначе нельзя, когда речь идет о жизни и смерти. Образно говоря, российская Триада Власти сидела на «черном ящике» с «адской машиной» внутри. Несколько раз ошпарило венценосные зады вырывавшимися парами — пугачевщиной и чередой голодных бунтов, но ничему не научило.
Рванула бомба в начале двадцатого века. Полностью и без остатка уничтожив феодальный государственный человейник России.
«Русские европейцы» и «русские азиаты»
Нигде, как в России, различия между властвующими и подвластными не проявляются столь явно, вплоть до психофизиологии.
Властвующие — русское дворянство — по своему менталитету, культуре, образу жизни и даже разговорному языку своей среды были западноевропейцами, многие находились в прямом родстве с иностранцами или сами были таковыми, перейдя на службу в российскую Триаду Власти.
Дворяне не только потребляли и перенимали западноевропейскую культуру, они на равных с европейцами считались ее создателями. Российская наука, литература, изобразительное искусство, хореография и живопись внесли значительный вклад в мировую сокровищницу культуры. Русские дипломаты, военные, государственные и политические деятели по уровню образования и масштабу личности ни в чем не уступали европейским. Дворянство, оказавшись в эмиграции, не испытывало никаких культурных проблем, даже ощущало свой высокий культурный уровень по сравнению с основной массой европейцев. Дворянин в Европе чувствовал себя как дома, даже лучше. Остальной части населения России оставалось только, вздыхая, повторять слова Чехова: «Хорошо иностранцу, он и у себя дома — иностранец».
Русский народ — подвластные — буквально во всем отличался от подвластных развитых государственных «человейников» Запада. Уровень культуры, грамотность, условия труда и быта, общинная ментальность в противовес гражданственности, тотальная зависимость от государства и властвующих в противовес свободе личности, полная незащищенность от самодурства властей и правовая культура — разница была не в степени, а в принципе. Что имел и считал привычным иметь европеец, русский подвластный даже во сне не видел. А как привыкли жить русские подвластные, европейцу даже в кошмаре не приснится.
Жизнь внутри общины, скованной круговой порукой и законсервированной крепостным правом, ежедневная необходимость лавировать перед властью и искать поддержки у сородичей, невозможность накопить достаточных средств для личной свободы и развития личности, привычная бедность, работа по принуждению и на износ, восприимчивость к демагогии как результат постоянной «промывки мозгов» идеократией, преклонение перед иностранным, потому что это ассоциировалось с «барской» жизнью, выработали особый психотип — «русский человек», который никогда не сможет стать «европейцем».
Мы достаточно подробно осветили периоды возникновения системы российского государственного человейника, и нет нужды подробно разбирать причины краха царской России. Они очевидны. За двадцать веков правления «дворянской» Триады Власти она не сделала ничего для развития объекта управления — народа. Более того, сознательно и целенаправленно упрощала объект управления. Вспомним глумливую фразу российского императора: «Россией управлять не сложно, но вовсе не нужно». Вот и не управляли.