— Старик или готовится к жертвоприношению, или уже упился до беспамятства. А она, говорят, сказалась нездоровой и удалилась на женскую половину. Может, прослышала о твоем приходе!
— Ты еще не объяснил мне, что сам здесь делаешь.
— Я узнал, что здесь будет старик Черные Перья. — Имя моего хозяина в его устах прозвучало как плевок, и это окончательно развеяло все мои сомнения по поводу обуревавших его чувств. — Я намерен посчитаться с этим ублюдком после того, на что он толкнул меня и моих людей в Койоакане.
Я посмотрел на него с тревогой:
— Но ты ведь не собираешься…
— Да нет, я просто намерен не сводить с него глаз, вот и все. Если колдунов из тюрьмы похитил твой хозяин, а потом упустил их, значит, я буду в том месте, где он найдет их. Моя задача позаботиться о том, чтобы хотя бы один из них вернулся к Монтесуме живым. Вернулся и рассказал императору обо всем совершенном его главным министром!
Я тихонько застонал:
— О Боже, нет!.. Лев, ты же не…
— Так что тебе, Яот, придется решать, с кем ты — со мной и императором или со своим хозяином.
От необходимости отвечать меня избавили внезапное волнение и шум, всколыхнувшие толпу. Я поспешно обернулся, ожидая увидеть Лилию, вышедшую навстречу гостям, но это оказался всего лишь очередной разносчик с огромной чашей дымящегося шоколада в руках. За ним следовали другие, неся посуду, а в воздухе теперь вместе с ароматом шоколада и мускатного ореха повисла благоговейная тишина.
После шоколада наступило время жертвоприношений.
Самым главным и важным гостем на этом празднике был тот, кого никто никогда не видел в лицо. Бог войны Уицилопочтли регулярно получал подношения в виде цветов и табака на алтарях в Уицнауаке, Йопико, Тламацинко и в Почтлане. Всему собранию предстояло обойти с торжественной процессией все пирамиды в квартале и наблюдать за тем, как старик Добрый будет подниматься по ступенькам на вершину, неся охапки драгоценных хрупких даров. Поначалу я забеспокоился за старика — справится ли он? — но тот, похоже, давно привык к подобным ритуалам — высоко держал голову, поднимаясь по ступенькам, и со знанием дела толковал о чем-то на вершине со жрецами перед тем, как возложить подношения в Орлиную Чашу.
Пятой и последней точкой возложения даров стал дом старика в Почтлане, а именно центр двора, где уже находился огромный барабан, приготовленный для танцев.
Большинство гостей видели эту церемонию уже много раз, поэтому сейчас удалились в дом и беседовали там между собой, не мешая нам с Рукастым наблюдать.
— А хозяюшки по-прежнему не видать, — шепнул я Рукастому.
— Думаешь, улизнула? — спросил он.
— Да вроде там должна быть. — Я кивнул в сторону женской половины. Я все еще не оставлял мысли проникнуть туда потихоньку, когда начнется праздничный гам.
Музыканты и танцоры громко заулюлюкали, вызывая хозяина дома. Потом кто-то объявил о его появлении, и во двор бодро, ничуть не запыхавшись после четырехкратного восхождения на пирамиды, выплыл старик Добрый, и вместе с ним вымазанный сажей жрец в черном одеянии.
Жрец нес перед собою дымящуюся курильницу, а Добрый держал в руках живую перепелку. Курильницу поставили на землю перед барабаном рядом с цветами и еще дымящимися табачными трубками, и старик передал перепелку в руки жрецу. Тот молниеносным движением свернул птице шею и швырнул ее трепыхающееся тело наземь к подножию барабана.
Жрец со стариком, наклонившись, пристально наблюдали за ее смертными муками.
— Главное, чтобы она не «отлетела» на север, — шепнул я Рукастому. — На восток, на запад или на юг пожалуйста, но только не на север, так как север олицетворяет зло.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем жрец со стариком наконец распрямились. За ними не было видно ничего, кроме тоненькой струйки крови в пыли у них под ногами.
Я знал, что объявит жрец, еще прежде чем он открыл рот. Я догадался об этом по его сжатым кулакам и по жалкому виду старика, который буквально на глазах вдруг как-то скукожился.
— В этот дом придет смерть!
Я медленно беззвучно выдохнул.
— На север? — тихонько произнес Рукастый.
— На север, — ответил я шепотом, гадая, чью же смерть накаркала эта маленькая птичка своими последними муками.
Жрец снова взял в руки свою курильницу. Обратившись на восток, он взмахнул ею четыре раза и потом повторил эту процедуру, поворачиваясь к трем другим сторонам света — к западу, югу и северу поочередно, — после чего направился в дом бросить в очаг горящий кусочек каучука.