— Может, мечом? — предположил он.
— Может быть. Рассечено уж больно ровно — слишком ровно для кремневого ножа. По-видимому, обсидиан. — И все же насчет меча я сомневался. — Рана довольно мелковата, не так ли? Скорее всего это был нож или бритва. Мечом ему бы просто снесли голову.
— Не обязательно. Тот, кто наносил удар, мог не иметь достаточно простора для размаха.
Я обернулся и внимательно посмотрел на этого молодого жреца. А он и впрямь не дурак, подумал я, только эта сообразительность когда-нибудь доведет его до неприятностей.
— Ты прав, — согласился я. — Это был или нож из чего-то более твердого, чем кремень, или его убили в тесном пространстве. Или то и другое вместе. А это как раз запросто. Ведь чем меньше в данном случае пространства, тем скорее тот, кто наносил удар, предпочел бы нож. — Я попытался представить себе все тесные пространства, какие могли прийти на ум, — какая-нибудь комнатушка, парилка в бане, ниша на задворках храма. Ведь люди стараются совершать убийства в местах уединенных, сокрытых от посторонних глаз.
Я отошел от мертвеца на шаг, чтобы со стороны осмотреть остальные раны.
— А про эти отметины ты что думаешь? — спросил я.
На сморщенной и посеревшей коже виднелись многочисленные проколы, порезы и вздутия.
— Не знаю, — сказал он. — Но они явно наносились умышленно. Когда ты вошел, я как раз думал над тем, что они похожи и на шрамы после истязаний шипами или раскаленными иглами, какими обычно пользуются жрецы.
— Но зачем это делать?
— Может, хотели наказать?
— Это похоже на правду, — согласился я, так как прекрасно знал, что жрецы именно так и поступают. От страшных воспоминаний я содрогался до сих пор. — Или его хотели заставить заговорить. — Я принялся разглядывать лицо мертвеца. Глаза его были открыты и поблескивали в свете факела. Зрачки еще не помутнели, как обычно случается после наступления смерти. Что, интересно, они видели? Что хотели выудить из него при помощи пытки?
Я смерил жреца пристальным взглядом.
— А почему ты захотел снова посмотреть на тело?
— Да мне все не давали покоя эти отметины. По-моему, с чем-то подобным я уже встречался раньше.
То же самое я мог сказать и про себя. Я тоже видел нечто похожее. Потому и пришел сюда сейчас.
— Понимаешь ли, я удостоен чести служить при храме на Большой Пирамиде, — объяснил он. — Я участвовал в проведении жертвенного обряда на празднике Поднятых Знамен. Так вот там у одного из рабов тоже были подобные отметины — проколы, порезы, ожоги. Я хорошо разглядел их, когда мы укладывали этого человека на жертвенный камень. Я помню…
— Я тоже помню, — перебил его я. — Ведь он был уже мертв, когда попал к вам, так ведь?
Жрец изумленно вытаращился на меня:
— А ты откуда знаешь?
— Я был там. Он прыгнул вниз со ступенек на полпути к вершине. Нам пришлось потом тащить его на самый верх да еще уговаривать пейналя и огненного жреца принять жертву. — Теперь я и сам вспомнил этого Ельтеота — это он встречал нас на верхних ступеньках. — Я тоже заметил тогда эти шрамы.
— Так это был ты?! Ну теперь припоминаю! А как все странно, правда? Ты притащил тогда к нам эту исколотую и изрезанную жертву, а теперь вот мертвое тело точно в таком же состоянии обнаружено прямо перед домом твоего хозяина. Что же происходит? — Он прищурился, внимательно разглядывая меня, а я не сводил глаз с мертвого тела в паланкине.
— Понятия не имею, — медленно проговорил я. — Мне надо хорошенько поразмыслить.
Я все еще пребывал в раздумьях, когда молодой жрец ушел. Потом у меня зашипел и погас факел, и я продолжал размышлять над случившимся уже в темноте.
Я просто не мог пойти к себе в конуру и ждать, пока за мной пришлют. Мне необходимо было вырваться из когтей главного министра. Но как? Я должен как можно быстрее найти этих колдунов и привести их к Монтесуме, да так, чтобы меня не поймал на этом мой хозяин. Тогда я бы отдался на милость императора, и, если он соблаговолил бы, то смог остаться в живых.
Так что мне оставалось одно — выследить этих колдунов. Я соображал лихорадочно — даже взмок, — и тут до меня наконец дошло, как действовать. Я понял и как поймать убийцу человека, найденного нами в канале, и как выяснить, почему на его теле обнаружилось мое имя.
Сам мертвец был половиной послания, а вот второй его половиной являлось мое имя. Либо послание предназначалось мне — я, правда, никак не мог его истолковать, — либо оно было обо мне. Но в любом случае, как я заключил, мне необходимо ответить на него. Я должен дать ответ, и убийца сам придет за мной.