— Мавр расстроен, — прокомментировал Папа Римский, когда Диего вышел.
— Он не мавр, — возмутилась Настя.
— Не возражай мне, блудница. Таким блондинки очень нравятся, как бы не совратил мою Лукрецию. Она чиста, как ангел.
— Она и есть ангел.
Папа Римский рассмеялся.
— Ангел заодно с демоном, где это видано?
— У нас современный мир, — с вызовом бросила Настя. — Мужчины порой женятся на мужчинах, женщины становятся священниками, почему бы ангелу не работать с демоном?
— Для ангела она слишком… привлекательна, — Папа Римский прижал ребра ладоней к груди и пожал воображаемый бюст.
— Ваше святейшество, да как вы можете! — она смяла салфетку и бросила в Папу Борджия. Салфетка пролетела мимо.
— Опять пошлит? — спросила Лика, с любопытством.
— Еще как.
Диего в столовую не возвращался. После завтрака Лика и Настя пошли прогуляться по Риму перед вылетом. Недалеко от особняка графа оказался Пантеон, и Настя затащила туда Лику посмотреть на храм всех богов.
Войдя внутрь, она замерла от иноземной, нереальной гармонии и воздушности постройки, которая снаружи казалась приземистой и академичной. Купол с отверстием, через которое было видно небо, восхитил ее настолько, что Настя не находила слов, чтобы выразить свои чувства. Она замерла, глядя на небо, и казалось, что это оно смотрит на нее.
— Лика, разве это не прекрасно? Такое ощущение, что Бог смотрит на нас оттуда.
— Бог не там, Настя.
— А где? — девушка перевела на ангела зеленые глаза. Лика с нежностью обняла ее за плечи.
— Представь себе, что видишь сон о цветке, с которого пчела собирает нектар, чтобы сотворить мед. Когда ты спишь, ты являешься одновременно и пчелой, и цветком, и медом, и девушкой. Бог видит сон о всех нас, и он во всех нас.
— Если бог во всем, то он и в демоне тоже.
— В этом демоне, — кивнула Лика. — И во всех остальных.
— Значит, никто не грешен?
— Грех… — Лика на мгновение задумалась. — Я не знаю, что сказать тебе на это. Наверно, эта червоточина есть во всех.
— Даже ангелы грешны?
— Ангелы грешны тем, что равнодушны. Что не прикладывают усилий для спасения. Они тоже — зло, — ее голос вдруг стал холодным и горьким.
— Но ты неравнодушна.
— Нет. И потому я тоже грешна.
Что-то было в печали Лики такое, что Настя содрогнулась. У ангела была своя история, и, видно, очень тяжелая.
Лика вышла на свет, падавший из ока храма, и золото ее волос вспыхнуло ярче. Закрыв глаза, она подставила лицо солнцу.
— Что бы ни было, Настя, всегда поступай так, как велит тебе сердце. Если делаешь что-то, то только потому что действительно хочешь. Не жертвуй ничем, ожидая уступок небес в ответ. Жертвуют только слабые богам. А боги равнодушны к жертвенному огню, уж поверь мне.
— Думаешь, ангелы еще вернутся?
— Да. Архангелы жестоки и хладнокровны. Они не знают сочувствия, потому что думают, что так сохранят непредвзятость. И они не отступают. Сегодня произошло нечто странное. Михаил прислушался к тебе. Видимо, силой он тебя принудить не сможет, поэтому старается получить свое мирным путем.
— Против нас все, — Настя опустила голову. — Ангелы, демоны, Ноктурна. Как мы сможем спасти мир от ее гнева и силы, если так беспомощны?
— Я верю, — Лика вытащила Настю на солнечный свет и заглянула ей в глаза. — Нас не сломают, не догонят и не победят. Пока мы верим. В добро. В чудеса. И магию любви. Пока мы верим в себя.
Синий взгляд ангела успокаивал.
— У меня вопрос: если вы станете предаваться однополой любви, разрешите хотя бы посмотреть?
Настя улыбнулась. Папа Римский, оказывается, увязался за ними.
— Ваше святейшество, — спросила Настя, когда Лика пошла покупать выпечку в булочную, — а как, все-таки, вы оказались под тем камнем?
— Архивариус хранилища был таким, как ты, говорящим с призраками. Когда я понял, что он меня видит, то возликовал: хоть какая-то компания, весь Ватикан был глух и слеп ко мне, и я, как глас вопиющего в пустыне…
— А покороче?
— Если вырезать прелюдию из любви, моя прелестница, удовольствия будет минут на пять, — парировал Папа Римский. — Что ты краснеешь, как невинное дитя?
И тут до Римского Папы дошло.
— Дитя мое! — взволнованно начал он. — Хочешь сказать, демон ни разу тебя не…
Папа сделал неприличный жест бедрами.
— Ни разу!
— И он тебя даже не… — он облапал ее виртуально.
— Нет!
— И даже не целовал?
— Да хватит уже! — кровь кипела лавой, Настя даже задыхалась от неловкости, стыда, возмущения, гнева, которые ядовитой смесью кусали кожу.