«У переезда» означало у торгового центра, почти на том самом месте, где когда-то помещалось поименованное сооружение, проклятье их небольшого города. Пробки временами растягивались аж до центра, народ зверел и искал пути объезда, коих было по пальцам перечесть. Времени и нервов убито было столько, что на две жизни хватит.
Журналист одной местной газетки как-то публично поклялся первым принести цветы к памятнику мэру, который ликвидирует это «нехорошее» место. И таковой нашелся, за три года построил-таки путепровод, теперь транспорт свободно летал под насыпью через тоннель, народ вздохнул с облегчением. В общем, мэр тот цветы честно заслужил и получил их в преизрядном количестве на свою могилу, будучи застреленным у подъезда собственного дома аккурат через месяц после окончания «стройки века».
Ныне о былом кошмаре почти ничего не напоминало, на пустыре неподалеку возвели многоэтажный торговый центр, а на месте будки дежурного по переезду помещалась остановка. Сейчас от нее как раз отъехала маршрутка, на остановке образовалась небольшая толпа, все торопились, толкались, слышались недовольные голоса. В середине появилось вдруг черное пятно, его выпихнули на край, едва на столкнув на проезжую часть. Невысокая девушка, вся в черном, в высоких ботинках на толстой подошве, колготках в сетку, в черном платье с пышной многослойной юбкой из жесткой прозрачной ткани и кожанке поверх наряда, неотрывно смотрела на дорогу. Денис включил поворотник, подъехал ближе и коротко посигналил. Ира мгновенно очнулась, подобрала черные шуршащие юбки и села на заднее сиденье. Села так, что Денис не видел ее глаз в зеркале заднего вида, в нем отражались только матово блестевшие серьги до плеч, чернющая пышная грива прямых густых волос с «ирокезом» на макушке, черные «стрелки» на веках, темная помада. В салоне запахло тяжелыми пряными духами, которые никак не подходили юной особе шестнадцати неполных лет от роду. Любимый поздний ребенок господина Борзых забился в угол салона и отвернулся к окну. Денис поехал дальше, изредка поглядывая назад. Разглядел в потрясающей Ириной прическе роскошный черный бант с темными крапинками, подумал, к чему бы это. Вдохнул, выдохнул короткими порциями и проговорил быстро и деловито:
— Привет! Говори, что случилось? У меня дел полно.
Поймал в зеркале Иркин взгляд, заметил слезы в голубых глазах и почувствовал себя полной скотиной. С трудом отвел глаза, понимая, что план рушится к чертям и разговора не будет. Вернее, не такой, как он себе представлял. Порыв жестко послать куда подальше сбрендившую на почве гормонального взрыва малолетку прошел, и Денис сказал, глядя на дорогу:
— Ир, ну что опять? Ведь говорили уже, сколько можно. Я старше тебя на двадцать лет…
И сам пришел в ужас от сказанного. Тридцать шесть, с ума сойти, «сороковник» надвигается, а толком ни пожить, ни сделать ничего путевого не успел.
— Ира, ты же красивая, ну, просто глаз не отвести! — Тут душой кривить не приходилось.
Он перестроился в левый ряд и прибавил газу. Помятый «Ровер» лихо обошел неторопливую «Ниву» и полетел вдоль отбойника по направлению к городу. «Отвезу ее домой, и в сервис», — подумал Денис, мысленно прикидывая, во что обойдется ремонт. Сумма выходила приличная, но беспокоиться не о чем: платит отец этой дурехи. Ира так и сидела носом к стеклу, прикрыв глаза.
— Ну зачем тебе такой старик? — улыбнулся Денис. — Вредный, нудный, противный. Ты готовить умеешь?
Она быстро глянула на него, ее голубые глаза странно блеснули. Затем опустила голову и принялась молча крутить на среднем пальце кольцо с большой розой.
— Вот, а кто мне будет готовить паровые котлетки и пюре из брокколи?
— Зачем? — хрипло проговорила Ира. — Зачем есть такую гадость?
— Я буду старый, дряхлый и беззубый, — веселился Денис, — и тебе придется кормить меня с ложечки. Готова?
Она не ответила, снова занялась кольцом, будто ничего интереснее на свете сейчас не было. Где-то в глубинах ее рюкзака зазвонил мобильник, потренькал и заткнулся. Стало тихо, по стеклу еле слышно постукивал дождь, мелкий и нудный, точно осень на дворе, а не разгар весны. Денис повернулся к Ире. Та подняла голову, и от ее взгляда в упор ему стало как-то не по себе.