“Почему отец до сих пор не пришел за мной? Чего он ждет?” Калима искренне и отчаянно пыталась понять действия Норкейна. Ведь он давно мог уничтожить королевство жалких людишек и освободить дочь из плена, но вместо этого продолжал сидеть в разрушающемся замке и играть в глупую войну. “Может, я ему не нужна? Но тогда он не дарил бы мне подарки и не исполнял желания”. Калима все отдала, только бы оказаться в своих роскошных покоях, а не в этом провонявшем отвратительными людьми и противной старостью жалком подобии спальни.
Печально вздохнув, она опустилась на пол, вернувшись к мыслям об отце. “Может эта ходячая и распадающаяся статуя что-то сказал отцу?” Калима часто хваталась за эту мысль в надежде, что это правда и король-лич против воли вынужден оставаться в тени своего замка. “Наверное, этот жалкий старик угрожал, что убьет меня, вот отец и не приходит”. Кивнув самой себе Калима улыбнулась. Все-таки Норкейн любит свою дочь и не хочет рисковать ее жизнью, хотя ему и приходится терпеть все, что с ней происходит. “Но ничего. Когда освобожусь, своими руками вырву гнилое сердце Вольгена, а его жалкие остатки крови смоют с меня всю эту грязь”. Нервный девичий смех всколыхнул темный дым, окружавший железные прутья клетки.
Солнце уже давно покинуло горизонт, и его лучи дарили земле последнее осеннее тепло. Этим утром у мужчины с хищной улыбкой определенно был повод для радости и уж точно не один. Во-первых, после годового заключения во тьме он, наконец, свободен, а во-вторых, сквозь помутневшее от грязи и пыли стекло окна, мужчина заметил одинокого стригоссета. “Сегодня определенно хороший день для охоты”. Открыв дверь, он вышел наружу и, сделав несколько игриво ленивых шагов в сторону своей новой жертвы, остановился. Где-то из глубин подсознания донесся тихий шепот: “Отпусти”. “Бесполезно. Теперь настало мое время”. Проигнорировав мольбы закованного в цепи Николаса мужчина перевел заинтересованный взгляд на идущую впереди молодую некромантку.
Ее руки дрожали, а походка выдавала натянутые до предела нервы. Будь она сильным магом, уже давно избавилась от этого мелкого насекомого. “Когда я в последний раз получал удовольствие?” Темный Николас предвкушающее облизнулся и последовал за девушкой. Страх и биение сердца не позволили ей отличить тихие и уверенные шаги мужчины позади от шагов одного из монстров. Она даже не заметила, как преследовавший ее стригоссет трусливо отполз от твари, что ужаснее круадха.
Довольно часто и неожиданно в клетку туманом вползало менее желанное воспоминание. Калима ненавидела его и гнала прочь, но оно сотнями нитей врывалось в ее тело, опутывая сознание, будто паук, заматывающий свою жертву в паутину. “И как только Неторий позволил этому червю проникнуть не только в замок, но и в мои покои?” Калима презирала и проклинала утро столкнувшее два королевства в бездну войны.
Уже несколько лет утро Калимы, начиналось с ритуала. Едва приоткрыв глаза и выскользнув из-под покрывала, она спешит к зеркалу. Застывшая гладь приятно холодит тонкие пальцы, и острый язычок не спеша скользит по очертаниям тонких губ, едва обнажая заостренные зубки. Взгляд черных глаз лениво двигается по отражению, задерживаясь на темном кружеве слишком откровенного ночного одеяния, а длинные коготки плавно очерчивают худую фигуру. Воздух постепенно наполняется запахом страха трусливых муравьев, входящих в покои принцессы. Калима нехотя переводит взгляд на копошащихся в комнате служанок, наслаждаясь дрожью их тел и боязливо опущенными к полу взглядами. Глаза в раме, как и само зеркало, пугали любого, кто находился в покоях Ее Высочества.
Иногда Калима добавляла к ритуалу любимую игру. Отходя немного от зеркала, она приказывала одной из служанок подойти и посмотреться в него, зная, что зеркало отражает только ее и Норкейна. Для остальных же оно было пустым, словно пересохший колодец. Кто-то шел, подобно овцам в логово волка, но были и те, кто убегал из покоев, сопровождаемые пугающим звоном холодного смеха их жестокой госпожи и до захода солнца беглянки успевали пожалеть о своем поступке. Падая на колени, они молили о прощении, но Калима была холодна к мольбам, ведь игра только начиналась. В ее сердце властвовали сила и жажда власти, а душа трепетала от тьмы в пустых глазах Норкейна. С улыбкой Калима наслаждалась их криками пронизанными болью и страданиями. Лишь палачи и стражники позволяли себе иногда вздрагивать от запаха крови и едва заметной тени Смерти, уводящей жертв жестокой игры.