Дмитрий КАЗАКОВ
ДЕМОНЫ ВАЛЬХАЛЛЫ
Я солдат, недоношенный ребенок войны.
Я солдат, мама залечи мои раны.
Я солдат давно забытой богом страны.
Я герой, скажите мне – какого романа?
Глава 1.
Глаза открывались так плохо, словно их залили клеем, голова гудела, а во рту царила сушь пустыни Сахара.
Вильям поднял веки, огляделся и с ужасом понял, что находится в незнакомом месте и, что самое страшное – не помнит, как сюда попал. Он лежал на нижнем ярусе узкой и очень неудобной койки, а прямо перед носом была стена – серый, изъеденный временем бетон.
Вильям попытался развернуться, и со второй попытки это ему удалось. Напротив, на точно такой же койке, отделенной узким проходом, сидел лохматый дед, похожий на седую обезьяну. Бесцветные глазки на морщинистом лице смотрели настороженно.
– Где я? – спросил Вильям, совершив форменное насилие над языком и губами.
– Где-где, в тюрьме! – ответил дед неожиданно тонким фальцетом и пронзительно расхохотался.
"Тюрьмами" по привычке именовали центры правосудия, сочетающие в себе место заключения, прокуратуру и полицейское управление. Не покидая единого комплекса зданий, человек ожидал результатов суда, получал срок, а потом отбывал его.
С верхней койки свесилась еще одна голова, безволосая и круглая, как футбольный мяч.
– Где ж тебе еще быть, парень, – пробурчала она, – насколько я понял, ты задержишься тут надолго. Привыкай, ежкин кот!
Вильям растерянно потер лоб. Мысли в тяжелой, как чугунок, башке ворочались с трудом. Как он, скромный работник городского архива, мог попасть в тюрьму?
Вчера они отмечали победу "Ливерпуля", пили в "Красном мире", а потом…
Потом был провал, темный и воняющий пивом. Если где-то в памяти и сохранились данные о случившемся после восьмой (или десятой?) кружки, то они были так же недоступны, как и свет, попавший в черную дыру.
– О-ох… – только и мог сказать Вильям.
Стальная дверь у него в ногах издала устрашающий лязг и открылась. В камеру заглянул невысокий черноусый тип в полицейской форме. С пояса его свисала дубинка, а в руках имелась связка электронных ключей.
– Вильям Снарк? – спросил усач.
– Э… я, – ответил Вильям, вздрогнув от ужаса. Краем уха он слышал, что кое-где в центрах правосудия используют пытки.
– Умойся, – брезгливо сказал полицейский, – и идем со мной. Там к тебе адвокат пришел.
Вильям поднялся, с трудом всунул ноги в штиблеты. По пути к санитарному блоку едва не упал от навалившегося головокружения. Ополоснув лицо холодной водой и глотнув из крана, ощутил себя несколько лучше.
Из камеры его вывели в длинный, как туннель метро, коридор. Тут поджидал еще один полицейский. Он деловито надел на Вильяма наручники и пристроился сзади.
Долго шли меж белых стен с такими же белыми дверями. На них ярко выделялись цифры, нанесенные красной светящейся краской. Перекрывающие коридор решетки с негромким жужжанием отъезжали в сторону, чтобы вернуться на место за спиной заднего конвоира.
Вильям послушно шагал, куда велели. Мозг его отключился и внутри черепа попавшей в паутину мухой билась одна мысль – какой ужасный сон, скорее бы он закончился!
Адвокат, высокий и моложавый, восседал за квадратным столом из дешевого пластика так, как будто находился на приеме в королевском дворце. Серебрилась запонка на галстуке, блестели волосы, по последней моде напомаженные и раскрашенные в разные цвета.
– Садитесь, господин Снарк, – радушно сказал он, – я ваш адвокат, мое имя Элайджа Мак-Нил.
– Ага, – Вильям облизал губы и уселся. Наручники чуть слышно брякнули.
– Итак, я буду вести ваше дело, – Мак-Нил извлек из тонюсенькой, в полдюйма, папки проектор размером с ладонь, вставил в щель сканера крошечный диск. – Посмотрим, что тут у вас…
Виртуальный монитор оказался повернут в сторону от Вильяма и тот не мог видеть, что именно появляется на нем, но лицо адвоката с каждым мгновением делалось все серьезнее.
– Да, – сказал он через несколько минут. – У нас тут рапорт офицера полиции с видеоматериалами, заключение врача, показания свидетелей… Вас обвиняют в преднамеренном нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших за собой увечье.
– Что? – Вильям ощутил, что пол под ним качается. Сердце на мгновение замерло, будто схваченное когтистой лапой изо льда, а потом бешено заколотилось. – Как? Увечье?
Он захрипел, заморгал. Мак-Нил ловким движением снял со стоящего на столе графина стакан, плеснул туда воды.
– Выпейте, – сказал он. – Вам станет легче.
Вильям ухватил стакан и лишь тут понял, что у него трясутся руки. Зубы лязгнули о пластик так, что тот едва не треснул. Вильям с трудом пропихнул в себя воду и только после этого смог нормально дышать.
– Повторяю, вас обвиняют в преднамеренном нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших за собой увечье, – сказал адвокат, глаза его были холодны и внимательны. – Как следует из предоставленных материалов, сегодня, двадцать второго мая две тысячи девяносто восьмого года, в час десять ночи по гринвичскому времени, вы нанесли тяжелые повреждения гражданину по имени Алекс Ниш. Он впал в кому по пути в больницу и так из нее до сих пор и не вышел. В качестве орудия нападения использовалась ножка от стола, которую вы собственноручно и выломали.
– Йаааа?
– Да, вы, – Мак-Нил кивнул и наклонился к Вильяму. – Вы что, совсем ничего не помните?
– Нет, – Вильям истово замотал головой. – Клянусь четверкой, мы просто сидели и выпивали, а потом, потом…
Он стыдливо умолк.
– Понятно, – адвокат дернул себя за ухо, – что же, закон обязывает меня защищать вас, но если честно, я вижу мало шансов что-либо изменить. Если только удастся доказать, что нападение совершено в состоянии аффекта.
Вильям всхлипнул, он все никак не мог поверить, что это случилось именно с ним. Он всегда честно платил налоги, не нарушал закон, не грешил… ну, разве что по мелочи…
Хотелось во весь голос заорать – за что!? За что!?
– Согласно закону об ускоренном судопроизводстве, по которому будет рассмотрено дело, на все про все у нас есть неделя, – вышел из минутной задумчивости Мак-Нил. – Так что давайте работать. Итак, вы – Вильям Снарк, две тысячи семьдесят пятого года рождения, ранее не судимый? Так?
– Ага, – безнадежно согласился Вильям.
– Наркотики? Проблемы с психикой? Внебрачные дети?
Разговор обещал быть долгим.
– Да ты не трясись, парень. Чего бояться, ежкин кот? – бритоголовый Руфус расхаживал по камере голым по пояс, и по многочисленным наколкам, испятнавшим мускулистый торс, знающий человек мог рассказать все о его богатой преступной судьбе. – Ну, впарят тебе срок за убийство. Ну, влетишь годков на двадцать. И что? С такой статьей как у тебя будешь уважаемым человеком! Падлой буду, ежкин кот!
Вильям только вздохнул. Он знал, что Руфус провел в заключении двадцать пять из тридцати восьми лет жизни и что конура с зарешеченным окном и запертой дверью являлась для него самым настоящим домом.
Сочувствовал бритоголовый сокамернику вполне искренне.
– Я домой хочу, хочу вернуться к Джудит, – негромко сказал Вильям, – и чтобы все было как раньше…
За шесть дней, проведенных в стенах центра правосудия, эта фраза превратилась для него во что-то вроде заклинания, хотя бывший работник городского архива отлично понимал, что прошлое вернуть невозможно.
Соседи по камере, к счастью, его не услышали. Руфус продолжал болтать, а косматый старик, откликающийся на имя Джон, дремал. Их дела не попадали под действие закона об ускоренном делопроизводстве, так что оба пока могли ни о чем не беспокоиться.
– Так вот, ежкин кот… – Руфус прервался на полуслове, вслушиваясь в грохочущий лязг, донесшийся со стороны двери.
– Вильям Снарк? – вопросил заглянувший в камеру могучий негр в форме. – Собирайся и пошли.
Вильям ощутил, как залязгали зубы.