Но тут я невзначай взглянул перед собой и вдруг перед самым носом увидел Ленина, который сидел во втором ряду, с самого края на приставном стуле, заложив ногу за ногу в своем стареньком пальтишке внакидку, мял на колене свою известную кепку с отстегнутым козырьком и смотрел на меня в упор глазами, не предвещавшими ничего хорошего. Я так и обмер. Ну, думаю, влопался! Аж горячий пот меня прошиб. Теперь уж, думаю, не помилует! Я наспех, кое-как закончил свое выступление и убрался за кулисы, стараясь, не попадаться на глаза Ленину, который, сбросив с плеч пальто, в коротком пиджачке, худой, осунувшийся, с блестящими глазами, поправляя на шее галстук в горошину, уже взбегал по лестничке на сцену, и едва его увидели, как разразилась овация. А я тем временем, схватив в охапку кушак и шапку, побежал на улицу к машине, рассчитывая поскорее улизнуть… Аи, не тут-то было! Оказалось, что в наличности всего один-единственный свободный автомобиль, которому было приказано после окончания собрания везти нас обоих – Ленина и меня – куда-то на собрание в другой конец Москвы, где Владимира Ильича уже давно дожидаются. Вообразите мое положение! Однако ничего не поделаешь. Влез я в машину, забился в угол и жду. Через полчаса, окруженный восторженной толпой рабочих, возбужденный, раскрасневшийся, выходит из клуба Ленин, жмет провожающим руки, обещает приехать еще раз, как только будет малейшая возможность, и садится в автомобиль – рядом со мной, – но с таким видом, будто меня и вовсе нет. Говорит шоферу: "Давайте, пожалуйста, поехали прямым ходом, время не терпит, товарищи давно уже ждут", – и откидывается на подушку. Лицо каменное. Хоть бы раз улыбнулся. Или в крайнем случае хотя бы отругал, и то было бы легче. Но нет. Молчит. Один только Ленин умел так грозно молчать. Едем таким образом в абсолютном молчании минут десять. Целая вечность! Вдруг он оборачивается ко мне:
"Слушайте, Демьян, вот какого рода дело. Сейчас вам предстоит выступать перед большой рабочей аудиторией. Гм… А вы подготовились? Хорошо подготовились? Знаете, что будете говорить?"
"А как же, Владимир Ильич, конечно, подготовился. Буду говорить о внутреннем и международном положении… Как водится… Ну и вообще…"
"Очень хорошо. Прекрасно… А не можете ли вы… Гм, гм… Повторить это свое выступление?"
"Какое, Владимир Ильич?" – спрашиваю невинно. "Это самое: хвост вытащил – нос увяз".
"Владимир Ильич, – взмолился я. – Верьте слову, – это черт меня попутал. Наш брат литератор ради красного словца не пожалеет и родного отца. Простите великодушно. Повинную голову и меч не сечет. Больше никогда не повторится".
"Нет, нет, напротив. Это у вас замечательно получилось, прямо-таки артистически: "Хвост вытащил – нос увяз". А главное, истинная правда, и народу понравилось. Я, признаться, и не подозревал в вас такого пародийного таланта. Повторите, непременно повторите".
"Шутите, Владимир Ильич".
"Нисколько. Вы, как хороший пропагандист и массовый оратор, должны уметь расшевелить аудиторию, тем более в такое тяжелое, отчаянно тяжелое время, как сейчас. Так что уж выступите и не бойтесь шутки, когда говорите с народом. И не думайте отказываться. Если хотите, это даже не просьба с моей стороны, а партийное задание. – И в его глазах вспыхнули знакомые ленинские искорки".
– Ну и как? – спросил я Демьяна.
– Так и выступал, – ответил Демьян, – и ничего, имел большой успех! – Демьян лукаво улыбнулся. – И вообще Ленин тонко понимал шутку. А вы не желаете выступать перед народом. Нехорошо. Имейте в виду, без этого из вас никогда не получится крупного советского писателя.
Демьян задумался, помолчал.
– Да, знаете ли, было времечко! Трудно забыть эти горячие денечки, когда мы ездили по заводам и выступали, выступали, выступали… Сколько сил хватало!..
Вообще Ленин был человек веселый, жизнерадостный, бодрый, любил посмеяться. Иногда, услышав что-нибудь забавное, он начинал хохотать – откровенно, чистосердечно, по-детски громко. Говорят, так хохотал Пушкин.
Позднее мне довелось услышать от Демьяна еще одну интересную историю.
– Однажды, – вспоминал Демьян, – после своей очередной поездки на фронт, я рассказал Ленину забавный случай, который его ужасно рассмешил. Я, знаете ли, ездил по фронтам в этом самом салон-вагоне, кстати сказать, бывшем до революции личным вагоном великого князя Николая Николаевича. Ну, а уж после революции российский пролетариат предоставил этот августейший вагон для нужд агитации и пропаганды. Вот я и разъезжал в нем по фронтам гражданской войны, воюя своим пером, своими агитками и плакатами с Деникиным, Врангелем, Колчаком и прочими генералами, а ныне разъезжаю по стройкам пятилеток, да еще иногда прихватываю с собой симпатичных молодых писателей, которые никак не могут взять в толк, что, кроме всего прочего, они обязаны быть хорошими ораторами и уметь выступать на рабочих собраниях.