— Дома забыла. Я в норме, — устало и слишком безразлично для ситуации ответила я. — Ты на работе ещё? Время уже…
— Нет, я дома. Мне дежурный сообщил, что им на пульт поступил вызов с твоего адреса. Анализ готов?
— Ждём ещё…
— Прими сыворотку. Обязательно.
— Ты знаешь, что это ерунда собачья. Если уж заражение, то заражение. — Иммунномодулятор, который учёные вывели два года назад, не отличался особой эффективностью против Сильвы. Против гриппа, диареи и головной боли — вполне, но не против неё. Однако, в аптечках первой помощи при столкновении с токсонитом он был. Наверное, в качестве плацебо. — Я с ней три дня назад контактировала, так что давно бы уже…
— Всё равно прими. Для успокоения.
— Я спокойна.
— Для моего успокоения, — твёрдо резюмировал Максвелл и следом тяжело вздохнул. — Час от часу не легче.
Я молчала. Спать мне не хотелось, но и сил уже не было — томительное ожидание сожрало их подчистую. Осенний воздух холодил мне мокрую голову, но лоб горел, и под плотным капюшоном создавался эффект парной. Мне не хотелось ни плакать, ни пить, несмотря на противный ком в горле. Мне пришла мысль набрать родителям — я понятия не имела, как они перенесли ослабление поля щита, но, наверное, хорошо, раз их адрес не высвечивался на пульте вызова. Хотя я была на военной базе в эти дни… Но мне бы передали. Точно передали. Родители не позвонили мне, зная, что я работаю в самом эпицентре. Так зачем мне им звонить?
В эти минуты решалось многое: оцеплять или нет квартал, объявлять ли изоляцию, проводить или нет глубокую дезинфекцию дома, умирать мне в ближайшие трое суток или нет. Угрозу собственной жизни я принимала с удивительным равнодушием, она не пугала меня — подписывая бессрочный трудовой договор с Подразделением, я принимала риски. Возможно, Патрик научил меня этому — относиться к своей жизни с пренебрежением…
— Инспектор Белл, результат отрицательный. Предварительная причина смерти — остановка сердца, — сообщил лаборант, высунувшись из подстанции. Его глаза в лицевой маске нервно блестели где-то надо мной. — Совсем старенькая была. Сейчас и не живут столько…
Миссис Хэнли было почти восемьдесят. В нашем мире дожить до шестидесяти уже большая удача. Я сняла респиратор, «капюшон», расстегнула комбинезон до пупка, глубоко вздохнула. На улице пахло выхлопными газами и кислым запахом антисептика. Словно потревоженные в гнездах птицы, из окон выглядывали взволнованные люди. Когда я сняла маску, кто-то из жильцов перекрестился. Смешно. На обломках мира до Катастрофы, как грибы после дождя, возникали новые секты и конфессии, полиция постоянно разгоняла их сборища, словно осоловелые рои саранчи — Новое правительство провозгласило атеизм. Сейчас их стало меньше, либо они ушли в столь глубокое подполье, что их оттуда не выкурить. Но это уже нас — Отдел — не касалось.
Лаборатория уехала, к подъезду неспешно подкатил катафалк и служба надзора. Почти безучастно я наблюдала, как тело миссис Хэнли выносят из парадной в чёрном мешке и грубо, как багаж, втаскивают по полозьям внутрь машины. Катафалк небрежно стартовал с места, направившись в сторону городского крематория. Следом вышли специалисты службы надзора. Скулящая Хельга сидела в чёрном пластиковом ящике с двумя отверстиями для вентиляции. Он напомнил мне на маленький саркофаг
— Я хочу забрать собаку себе.
Не знаю, чем я руководствовалась, когда сказала это. Меня не бывает дома, мне сложно заботиться о ком-то, даже порой о себе, у меня даже кактус сдох на рабочем месте. Быть может, я просто отчаянно цеплялась за привычное. Быть может миссис Хэнли и её старая спаниэлиха дарили мне чувство, что я не одна?
— К сожалению, необходимо сначала отвезти её в клинику, оформить и обследовать.
— Я поеду с вами.
Ветеринарный врач лишь пожала плечами, но чинить мне препятствия не стала.
Ветеринарная клиника находилась сразу за «Оазисом», мы провели в машине двадцать неловких минут молчания, разбавляемых собачьим плачем.
— Собака слишком старая. Она может не принять нового хозяина, — бросила мне ветеринар, перед тем, как выйти. Я ничего не ответила ей.
В маленьком зале ожидания я просидела сорок минут — в столь поздний час пациентов почти не было, только лохматая кошка, которую нашли на улице безднадзорной. Животные не болеют, но в редких случаях могут быть переносчиками, поэтому закон об отлове животных действует у нас безукоризненно. Если хозяин кошки не объявится — а, судя по состоянию её шерсти, он не объявится — её ждёт усыпление. Я смотрела на кошку, кошка смотрела на меня, и кажется, мы обе понимали, какое дерьмо творится вокруг.