— Браунинг! — я сложила руки на груди и сделала серьёзное лицо. — Мне нужен чек на ремонт моей машины.
— М-м-м, я, кажется, его выбросил.
Он состроил невинное лицо, но хитринка, сверкнувшая в его глазах, не ускользнула от меня
— Ты не должен был делать этого, не спросив меня.
— Прости, я хотел помочь, мне было не трудно, серьёзно, — я не менялась в лице, и он добавил. — Больше не буду, — он сложил на груди руки лодочкой в примирительном жесте. На его мизинце блеснуло кольцо. Интересно, чьё оно?
— Назови мне сумму, я переведу, — я настаивала.
— Ладно, завтра, хорошо? — ровно на полсекунды я расслабилась, убедившись, что завтра буду свободна от непрошенных одолжений, пока Браунинг не договорил. — Я открою накопительный счёт, назову «Для Белл». Если тебе вдруг срочно понадобятся деньги, ты всегда сможешь их снять.
— Вот же ты невыносимый! — я закатила глаза, тщетно стараясь не улыбаться.
— Сочту за комплимент.
Боже, я так отвыкла от того что кто-то что-то делает для меня, что воспринимала каждую такую попытку, как посягательство на честь и достоинство, но ведь Браунинг ни на что не посягал? Вроде бы. Я поймала его взгляд где-то на уровне моей груди, как раз там, где расходились пуговицы. Моргнув и наверняка проявив недюжинное усилие воли и такт, Браунинг вернул глаза на место.
— Что там с фотографиями? — я сменила тему, к денежным вопросам мы вернёмся завтра, есть вещи поважнее.
— Давай лучше в машину сядем, — он посерьёзнел. Обойдя авто спереди, Браунинг открыл мне дверь.
Я прошла мимо него на расстоянии ладони, почувствовала запах цитруса и розмарина. Так обычно пахло в небольшом ресторане «Лайм» на двадцать персон, расположенном прямо за «Крео». Мне вдруг стало жутко интересно, что он там делал. Я постаралась запихнуть свой интерес куда подальше.
На нём были чёрная рубашка и чёрные брюки — я заметила, как здорово этот цвет его оттеняет. Глаза стали ярче, кожа забронзовела, в этом строгом обрамлении Браунинг казался ещё выше и почему-то шире в плечах. В отличие от меня, маленькой и коренастой, он был худощав и строен, глядя на него, мне хотелось накинуть себе пару-тройку дюймов. Зря я отказалась от каблуков.
— Первое фото я сохранил на жёстком диске, — он достал коммуникатор, провёл по экрану пальцем, ввёл пароль почти молниеносно. Две последние цифры я так и не успела разглядеть. — Достал и второе. Пришлось влезть в облачное хранилище твоего коммуникатора, прости.
Я выхватила у него аппарат, дрожащими пальцами приблизила фото силуэта, стоящего у океана. Нет, мне не показалось. Это определённо человек. Мужчина. Мне было плевать на моё облачное хранилище, ради этой фотки я готова была выдать ему пароль от своего домашнего сейфа.
— К сожалению, чуть ушло качество…
— Ты же это тоже видел? — спросила я, не отрываясь от экрана.
— Да…
Где-то краем глаза я обнаружила, как задралось моё платье, пока я в нетерпении ёрзала по сиденью, и как непозволительно оголилось моё бедро. Вряд ли это осталось незамеченным. Я поймала себя на ощущении, что делаю это подсознательно, инстинктивно — соблазняю, и тут же ужаснулась этой мысли. Я, не глядя, потянулась рукой к краю платья, но ткань чёрт возьми, застряла и ни в какую…
— Ещё я обнаружил запрос к своему досье...
Силуэт у океана вдруг потерял для меня первостепенное значение. Я уронила руку с коммуникатором на сиденье, почувствовав, как желудок наполняет горечь, а в груди начинает полыхать.
— Прости, Дэмиан, — не поднимая глаз, сказала я.
— Тебе не за что просить прощения, просто там… Там не совсем то, чем хочется гордиться… сам бы я вряд ли завёл эту тему, но я понимаю твой интерес, ты имеешь право знать с кем… общаешься.
Чувство стыда заполняло меня с головой, я тонула в нём, а хуже всего было то, что Браунинг оправдывал меня. Лучше бы обвинил, я бы перенесла это легче. Вскинув голову, я взглянула на него, высказалась резко и безапелляционно.
— Это вряд ли что-то меняет.
— Для меня меняет. — Я смотрела на него во все глаза. Дэмиан Браунинг сник, он казался сейчас непривычно серьёзным, словно я неосторожно содрала едва зажившую корку на глубокой ране. Похоже, эта его порой до жути раздражающая самоуверенность, которую он часто демонтировал на работе, была напускной. — Ты знаешь, это чувство… всё уже позади, но ощущение, что ты когда-то был физически неполноценен…
— Ты не один такой, Дэм, перестань. Ты говоришь так, словно преступление совершил! Посмотри, — я ткнула пальцем себе в грудь, — по мне видно, что я сгораю от стыда? Я, как восковая кукла, всё время белая.