— Благодарю, судья, — кхмер чуть заметно кивнул, — В феврале этого года, моя группа контролировала треугольник Дарунг — Кхеолонг — Кутхвей, на побережье и островной системе части Сиамского залива, в районе условной демаркации между Камбоджей и Таиландом по 103-му меридиану. После Рангунского сговора агентов империализма, называющих себя ООН, с продажными лже-социалистами Вьентьяна, мы лишились поддержки из братского Лаоса. Это оказался серьезный удар в условиях войны на три фронта: с национал-сектантами Као-Дай, с исламистами Аль-Салафи и с регулярнвми армиями прогнивших антинародных монархических режимов Пномпеня и Бангкока. Согласно учению Ленина-Мао, в случае временного силового превосходства врагов, следует отступить, чтобы сохранить и увеличить силы для будущего победоносного удара. Кроме того, наше тактическое отступление сталкивало национал-сектантов и исламистов с камбоджийской и тайской армиями. На это важное для нашей борьбы обстоятельство указывал товарищ Джуо, известный вам, как Журо Журо, когда мы встречались на острове Кутхвей 7 февраля. План товарища Джуо позволял нам, при поддержке братских движений Филиппин, Калимантана-Борнео и Тихоокеанской Латинской Америки, совершить внезапный для врагов бросок на юг. Там, за счет полученных для революции средств, мы могли приобрести у сочувствующих нам прогрессивных австралийских рабочих необходимую боевую технику, и провести освобождение трудового народа Восточного Тимора от гнета транснациональных нефтяных магнатов и местных эксплуататоров. За эти 25 дней, на месте разоренной войнами, полуфеодальной страны возникло социалистическое общество, которое справилось с голодом и с империалистическими агрессорами, двинулось по пути продуктивной модернизации, и установило братские отношения с прогрессивными соседями — Атауро, Хитивао и Роти, — несмотря на разницу наших социальных систем. Сейчас, от имени народа и компартии Социалистической Республики Тимор-Лесте, я выражаю глубокую признательность волонтерам из Меганезии, Папуа, Австралии и других стран, которые сражались рядом с нами на войне и помогают восстановлению народного хозяйства после победы. Я готов ответить на вопросы и дать пояснения.
Наступила тишина. Кхмер завершил свое выступление настолько внезапно, что в зале просто не успели сразу сориентироваться. Первым отреагировал судья Оган Селту.
— Сен Ним Гок, из вашего сообщения выпал эпизод с Брунеем и «Royal Diamond».
— Это технический эпизод, — ответил комбриг, — поэтому я не стал рассказывать о нем отдельно. Что вас интересует в этой операции?
— Прежде всего, интересует роль подсудимых в ее планировании, — сказал судья.
— Роль товарища Джуо неоценима, — сказал Ним Гок, — Схема военной логистики и транспорта, расчет времени, порядок синхронизации действий, и разведданные о противнике, определили наш успех. Это блестящая работа военного специалиста.
— Только его? — спросил Оган, — больше никто из них в этом не участвовал?
— Мне не известно об участии товарищей Райвена и Чубби, — ответил кхмер.
— Ответ ясен… — судья кивнул, — … А захват лайнера «Royal Diamond» с туристами-заложниками присутствовал в плане майора Журо?
— Там присутствовал произвольный лайнер, способный принять на борт необходимое число людей и пройти наш маршрут. И это были не заложники, а живой щит. Мы не выдвигали требований, а лишь удерживали этих людей на борту, чтобы лишить врага возможности обстреливать нас. Мы освободили этих людей без всяких условий, как только прошли маршрут и выдвинулись на рубеж атаки напротив порта Дили.
— Вы их не освободили, а сбросили в воду, — возразил Оган.
Ним Гок равнодушно пожал плечами.
— В боевых условиях у нас не было другого способа, как их отпустить, не подвергая лишнему риску десантную операцию.
— Вот как… А план майора Журо содержал инструкции о том, как обращаться с этими людьми? Я имею в виду, не только перед десантом, но и на всем маршруте.
— Зачем? — удивился Ним Гок, — Это стандартная процедура, она и так была понятна.
— Была понятна… — повторил судья, — … И майор Журо не мог не знать, что насильно помещенные на борт пассажиры, будут использоваться, как рабы.
— Они не использовались, как рабы. Наша идеология не допускает рабства.
— Я не знаток вашей идеологии, но известно, что на лайнере и трех ваших кораблях, пассажиры-мужчины принуждались к тяжелым работам, а женщины — к бытовому и, в частности, к сексуальному обслуживанию ваших бойцов и работающих мужчин.
— У нас был 80-процентный некомплект штатного экипажа, — ответил кхмер, — поэтому матросами работали все. И мои бойцы, и пассажиры. А бытовое обслуживание в пути тоже необходимо. При социализме трудоспособные люди не бездельничают.
— Это и называется обращением в рабство, — заметил Оган.
— Нет, это не называется обращением в рабство, — спокойно возразил Ним Гок, — Раб и хозяин не питаются из общего котла, не живут в одинаковых бытовых условиях, и не работают по одному общему графику труда и отдыха.
Оган Селту шумно выдохнул и ударил себя кулаком по колену.
— Все равно, принуждать к труду — это свинство.
— У нас разные идеологии, — невозмутимо ответил кхмер.
— А сейчас в вашей стране есть принуждение к труду? — спросила Кими Укмок.
— Да. Есть. Для отдельных категорий граждан.
— Для каких? — спросила она.
— Для нарушителей порядка, и для тех, кто ведет паразитический образ жизни.
— И для военнопленных, — произнесла Чои Сче, листая один из отчетов.
— Да, разумеется, и для них, — подтвердил он, — Они тоже нарушители.
— Так, — сказала Кими Укмок, — В отношении нарушителей я еще могу это понять. Но принуждать людей, которые не нарушили ничьих прав — это преступление.
Ним Гок внимательно посмотрел на нее, как будто что-то быстро оценивая.
— Судья, могу я задать вам вопрос?
— Задавайте.
— Предположим, вы приехали к нам, в Тимор-Лесте. Вы видите, что люди заняты продуктивным трудом. Вы ничем не заняты. Вы поможете им, если вас попросят?
— Попросят или прикажут? — уточнила она.
— Попросят, — повторил он, — Вы можете отказаться, никаких проблем.
— Никаких? — подозрительно переспросила судья.
— Абсолютно никаких. Перед вами даже извинятся за бестактность.
Кими Укмок, в некоторой задумчивости потерла щеки ладонями.
— ОК, а я спрошу: сколько мне заплатят за мою помощь?
— Равную долю со всеми, — лаконично ответил Ним Гок.
— Понятно… А если я скажу: «нет, ребята, на своей ферме я заработаю больше?».
— Никаких проблем, — ответил он, — Работайте на своей ферме. Ваше право выбора.
— А если я захочу нанять кого-то из ваших парней себе в помощь?
— Никаких проблем, но позовите комиссара. Комиссар проверит, что вы не обманули работника. Что вы заплатили ему не меньше, чем следует за такую работу.
— А если я буду платить больше, и переманю всех работников из вашего колхоза?
— Тогда вы хороший менеджер. Партия пошлет к вам стажеров, чтобы они учились.
— Но учтите, — сказала она, — Сама я уже пахать не буду.
— Это правильно, — согласился он, — Поскольку, вы выполняете работу менеджера.
— А что, если я найму менеджера, а сама буду сидеть под пальмой и бездельничать?
Кхмер сделала паузу, а потом недоверчиво покачал головой.
— Нет, судья, вы так не сделаете. Вы не выдержите долгого безделья.
— Почему же? — возразила она, — Вот решу написать книжку про секс морских ежей, и ферма станет мне неинтересна. Буду сидеть, мечтать, и иногда строчить на компе.
— Это не называется «бездельничать», — заметил Ним Гок.
— Shit! — буркнула она, — Ну, я не умею просто бездельничать. А кто-то умеет. Это его естественное право! А вы его — в концлагерь. Оган правильно сказал про свинство.
— Много вокруг вас таких, которые умеют? — спросил он, — Бездельников, которых вы готовы считать своими друзьями или, хотя бы, хорошими соседями?
— Немного. Но они есть. И если вы, Ним Гок, не понимаете, для чего они нужны, то, значит, у вас мозги промыты коммунизмом до зеркальной гладкости!
— Коллега, не оскорбляйте свидетеля, — мягко сказала Чои Сче.