Сергей Ильич и Света прошли в зеркальный вестибюль, освещенный многочисленными люстрами. Мягкие ковры приглушали шаги. Девушка остановилась у зеркала, достала из маленькой сумочки губную помаду и подвела без того красные губки.
Из зала выскочил Гиви и радостно закричал:
— Серго! Дорогой! Молодец, что пришел! О! Да ты с девушкой! Вах, какая девушка! Самая красивая в этом ресторане! Да, что я говорю! Самая красивая в Москве!
— Самая красивая в мире, — смеясь, добавил Сергей Ильич.
— А как зовут такую красавицу?
— Света, — смущенно улыбаясь, ответила девушка.
— Вах! Какое светлое имя! Проходите, гости дорогие! У меня тут банкет по поводу моего дня рождения!
— Гиви Иванович, почему не предупредил? — воскликнул Сергей Ильич. — День рождения, а я без подарка!
— Ты меня спас? — спросил Гиви. — Спас. То, что ты пришел — это самый лучший подарок! Проходите!
Они сидели за столом вместе с грузинскими людьми, радовались длинным цветистым тостам, пили коньяк, танцевали. После ресторана Сергей Ильич проводил Светлану до ее дома и, целуясь с ней в ее подъезде, не долго думая, предложил быть его женой.
Потом в самом радужном настроении он долго ехал в метро, ласково улыбаясь незнакомым людям. Выйдя на Щелковской, Сергей Ильич шел к своему дому, вдыхая воздух полной грудью, и ему казалось, что даже дышится по другому, что воздух пахнет не выхлопными газами и пылью, а какими-то неизвестными духами…
Сергей Ильич вошел в квартиру и заметил свет на кухне.
«Надо же! Забыл погасить, — сокрушился он. — Набежало теперь на счетчике рублей пять лишних… А! И черт с ними! Все равно сегодня был отличный день! День Черной Звезды!»
Он прошел в кухню и остановился в изумлении. За столом перед открытой бутылкой «Столичной» и двумя гранеными стаканами сидел его отец. Его умерший два года назад отец.
— Садись, что ли, — сказал отец.
Сергей Ильич присел на край табурета.
— Выпьем, Серега, — отец разлил по стаканам.
И они выпили, посидели молча, еще выпили. Вспомнили прошлое, попели на два голоса любимые отцовские песни, как в далеком детстве. Потом отец ушел, а Сергей Ильич лежал в своей постели, глядя в потолок, где сходились и расходились трещинки на штукатурке. На душе Сергея Ильича было тепло, как будто ее, душу, закутали в теплый шерстяной шарф. И он думал, как хорошо, что в этом грубом материальном мире все-таки иногда случаются столь необъяснимые, но такие чудесные вещи…