Что она чувствовала? Этот вопрос Ева задавала себе снова и снова, но ответа по-прежнему не было. Все с состраданием смотрели на нее. Говорили о том, как это тяжело в таком юном возрасте потерять мать, а она даже не была уверена в своих эмоциях. Должно быть, это просто шок. Она немного придет в себя, и горе навалится подобно снежной лавине. Но где-то глубоко внутри она знала, что ничего этого не будет. Стоя над свежевырытой могилой матери, она ничего не чувствовала. Совершенно ничего. Абсолютный ноль.
Она плохая дочь. Худшая из возможных. Ева подняла голову к солнцу, нарочно оставив веки открытыми, и всматривалась в яркий блин до рези в глазах. Может, хоть так она заплачет? Детям положено плакать на похоронах родителей.
Гроб медленно опускался в могилу. Ева бесстрастно следила за тем, как мать покидает ее жизнь. Она осталась совсем одна. Стоило подумать об этом, как от страха приподнялись волоски на руках. Что теперь с ней будет? Неужели ее отправят в детский дом? Шестнадцать лет не тот возраст, когда дети могут жить самостоятельно.
Ева сделала шаг вперед, нагнулась и подняла горстку земли. Постояла над зевом раскрытой могилы, а потом разжала пальцы. Раздался сухой треск, точно хрустнули чьи-то измученные артритом суставы – это земля упала на крышку гроба.
- Прощай, мама, - губы девушки двигались, но звука не было.
Повернувшись к могиле спиной, она зашагала прочь. Ей отчаянно хотелось заплакать, но глаза как назло оставались сухими.
Поминки решили провести в доме почившей. В гостиной накрыли стол. Учителя и соседи позаботились об этом. Друзей у Елизаветы Архаровой не было. Окружающие ее недолюбливали. Презрение к алкоголичке в них смешивалось с завистью к деньгам. Люди пришли не для того, чтобы проститься с погибшей от сердечного приступа женщиной, и даже не за тем, чтобы поддержать ее внезапно осиротевшую дочь. Всех волновал один и тот же вопрос: что станет с наследством умершей? Двухэтажный особняк с шестью спальнями, гараж на две машины и приличный счет в банке многим не давали покоя.
Ева незаметной тенью сновала в толпе чужих людей. На нее никто не обращал внимания, и на мгновение ей показалось, что она тоже погибла, а ее тело сейчас гниет в соседнем с матерью гробу, в то время как по комнатам бродит бестелесный дух.
Девушка прижалась к стене около входа в кухню, чтобы не упасть. От внезапного головокружения ослабли ноги. Ева прикрыла глаза и думала перевести дух, когда до слуха донесся разговор с кухни.
- Умереть от остановки сердца в тридцать четыре. Немыслимо! – говорившая была незнакома Еве, а вот во втором голосе она без труда узнала соседку напротив – женщину считавшую, что таким как ее мать самое место в аду.
- А чего ты хочешь? Она пила, как сапожник. Вот и результат.
Ева выглянула из-за угла, и сплетницы умолкли. Обе одарили ее такими взглядами, точно хотели сказать: они не сомневаются, что дочь рано или поздно пойдет по стопам матери и утопит свою жизнь в спирте. Наследственность и ничего с ней не поделать – вот что говорили их поджатые губы и полные призрения глаза.
Отвернувшись, Ева торопливо зашагала прочь. Она задыхалась среди этих людей. По коридорам первого этажа она добралась до кабинета. Здесь было тихо и спокойно. Она посчитала, что это самое удачное место, чтобы спрятаться.
Ева пристроилась на широком подоконнике в кабинете матери, подальше от людей. Меньше всего ей сейчас хотелось слушать их фальшивые вздохи и слова сожаления. Будто им есть дело до ее горя! Прислонившись лбом к прохладному стеклу, она бездумно наблюдала за бьющейся в окно сонной мухой.
Скрипнула дверь, и Ева обернулась. В кабинет проскользнул Рома. Он аккуратно прикрыл за собой дверь, чтобы их никто не нашел и направился к девушке. Присев рядом, парень вздохнул.
- Ты как?
- Ничего.
Ева поджала ноги, освобождая больше пространства для друга. Рассеянный свет прочертил полосы на лице девушке, отливая золотом в распущенных волосах цвета липового меда.
- Вот так день рождение, - Рома хмуро посмотрел в окно.
Она смогла только усмехнуться в ответ. Была какая-то злая ирония в том, что мать умерла именно в день ее шестнадцатилетия. Ева поежилась, ощущая, как холод неторопливо вьет гнездо в районе живота. Она чувствовала себя так, точно проглотила целое ведро льда, и теперь у нее внутри плещется Северный Ледовитый океан.
Рома перевел взгляд на девушку. Выражение его лица стало еще более мрачным. Водолазка больше не прикрывала украшения, и парень впервые его увидел. Протянув руку, он осторожно дотронулся до кулона на шее Евы.
- Что это?
- Мамин подарок, - она накрыла полумесяц ладонью, словно защищая его.
- Ты собираешься его носить?
- Почему нет? – в голосе прозвучал вызов. – Мама хотела, чтобы он был у меня, и я никогда его не сниму.
Губы парня скривились, но спорить он не стал. Ева с удивлением наблюдала за другом. Тому явно было противно видеть кулон на ее груди, будто он олицетворял собой что-то невыносимо мерзкое.
- Что со мной будет? – она предпочла сменить тему. К тому же этот вопрос волновал ее куда больше реакции Ромы на подвеску. – Они отправят меня в детский дом?
- Мы им не позволим, - уверено сказал парень, и девушка сразу успокоилась. Если кто и мог найти решение, то только он. – Мы потребуем признать тебя полностью дееспособной.
Отец Ромы был адвокатом. После его гибели дома сохранилось множество профессиональной литературы. Ева уже давно привыкла, что друг разбирает в куче юридических тонкостей и порой говорит так, словно он на заседании суда. Испытывая прилив огромной благодарности, она подалась вперед и обняла парня.
- Полегче, - Рома высвободился из объятий. Еве показалось, что ему неловко. – А то еще задушишь меня.
- Спасибо. Ты мне жизнь спас.
- За этим я здесь.
- Мой личный рыцарь, - она впервые за три дня прошедшие со смерти мамы улыбнулась.
Парень вскочил на ноги, отвесил церемонный поклон и сказал:
- Сэр Роман из Камелота всегда к вашим услугам, милая леди.
Еве пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы сдержать рвущийся наружу смех. Страшно представить, что подумают люди, если услышат, как она смеется на поминках матери.
- Сэр Роман, - девушка спрыгнула с подоконника, приподняла края черного платья и присела в реверансе, - вы слишком добры ко мне.
Глава. 3 Отцы и дети
Сегодня он выглядел намного лучше, словно весть о скором окончании его заточения придавала ему сил. Мужчина, с трудом скрывая отвращение, изучал лицо старика. Если так и дальше пойдет, он, чего доброго, встанет с кресла и изъявит желание ознакомиться с текущими делами. Такая перспектива его не устраивала.
- Как все прошло? – старик впился взглядом в собеседника.
- На высшем уровне, сир. Помехи больше нет. Она полностью наша, - мужчина сам не заметил, как по привычке встал на одно колено перед своим господином. Что ни говори, а могущество, дремавшее в теле старика, еще давало о себе знать.
- Отлично, отлично, - старец потер ладони. Послышался сухой звук похожий на шелест пергамента. – Пора бы вам познакомиться. Остальных тоже возьмешь с собой. Им полезно потренироваться. И будь помягче с девочкой. Не забывай, выбор должен быть добровольным.
Мужчина улыбнулся. Глаза цвета аквамарина на миг вспыхнули ярче. В его голосе прозвучало ликование:
- Я так долго ждал этого момента, сир!
- Мы все его ждали, - старик кивнул. – У девочки было непростое детство. При живой матери она росла сиротой. А, как известно, все дети мечтают о любящей семье. Сможешь дать ей желаемое и она наша. Только не отпугни ее. Остальных можно заменить. Даже тебя, но только не девочку. Она исключительная.