— Да.
— В субботу?
— В ночь с субботы на воскресенье. Ведь я уже вам сказал. — Гарри посмотрел поочередно на обоих полицейских. — Я не понимаю ваших вопросов. Вы же должны были знать о моем приезде. Я специально обратился в американское посольство, чтобы мне устроили встречу с вами.
Роскани опустил паспорт Гарри в карман.
— Нам придется предложить вам отправиться в Рим вместе с нами, мистер Аддисон.
— Зачем? Мы вполне могли бы поговорить и здесь. Собственно, говорить почти не о чем.
Неожиданно Гарри почувствовал, что ладони повлажнели. Эти двое что-то недоговаривали. Но что именно?
— Может быть, вы позволите нам самим решать, что делать, мистер Аддисон?
Гарри снова обвел взглядом итальянских полицейских.
— Что происходит? Все же хотелось бы знать.
— Мы просто хотим побеседовать с вами поподробнее, мистер Аддисон.
— О чем же?
— Об убийстве кардинала-викария Рима.
4
Чемодан Гарри положили в багажник и сорок пять минут ехали в полном молчании, не проронив ни слова, не обменявшись и взглядом. Пио за рулем серой «альфа-ромео», Роскани на заднем сиденье рядом с Гарри. Они промчались по автостраде от аэропорта, миновали пригороды Мальяна и Портуэнсе, затем проехали вдоль Тибра, пересекли его по мосту, оставив сбоку Колизей, и оказались в центре Рима.
Questura, штаб-квартира полиции, располагалась в старомодном пятиэтажном здании из бурого песчаника и гранита на перекрестке узких мощеных виа ди Сан-Витале и виа Дженова в одном квартале от центральной улицы виа Национале. Главный вход, представлявший собой сводчатый портал, охранялся вооруженными полицейскими и находился под прицелом объективов нескольких телекамер. Миновав отсалютовавших часовых, Пио ввел машину под портал и далее во внутренний двор.
Вслед за Пио Роскани и Гарри вошли в здание мимо застекленной будки, где двое полицейских в форме наблюдали не только за дверью, но и за множеством телемониторов. Пройдя по ярко освещенному коридору, они оказались перед лифтом.
В лифте Гарри мельком взглянул на своих сопровождающих и уставился в пол. Поездка из аэропорта показалась ему похожей на кошмарный сон; тяжелое впечатление усугублялось молчанием обоих полицейских. Но все же у него была возможность подумать и попытаться понять, что происходит.
Ему было известно, что восемь дней назад выстрелом из окна близлежащего дома был убит кардинал-викарий Рима — это преступление американец мог бы сравнить с убийством президента или какой-то другой чрезвычайно высокопоставленной персоны, — но, как и миллионы других людей, он знал лишь то, о чем рассказывало телевидение и писали газеты. Можно было предположить, вернее, даже сделать логическое заключение о взаимосвязи этого преступления и взрыва автобуса, при котором погиб Дэнни. Особенно если учесть смысл и настроение того сообщения, которое тот надиктовал на автоответчик брата. Как-никак он был священником и работал в аппарате Ватикана, а убитый кардинал занимал в церкви очень видное место. И полиция, несомненно, пытается понять, имеется ли на самом деле связь между убийцей кардинала и теми, на чьей совести лежит подрыв автобуса. Такой вероятности исключить нельзя. Но почему они решили, что он может что-то знать об этом?
Видимо, полицейские находятся не в лучшем положении и пытаются ухватиться за любую подвернувшуюся соломинку. Тем более что столь дерзкое преступление свершилось на глазах у многих тысяч присутствовавших на площади и миллионов телезрителей в их городе. А это значит, что каждый шаг расследования находится под самым пристальным наблюдением средств массовой информации и потому получает еще более сильный общественный резонанс, чем это было бы в ином положении. Лучше всего, решил Гарри, смирить свои чувства и постараться самым подробным образом ответить на все вопросы, которые ему будут задавать. Он не знал ровным счетом ничего, кроме того, что сам намеревался сообщить, и полицейские скоро в этом убедятся.
5
— Когда вы стали членом коммунистической партии, мистер Аддисон? — осведомился Роскани, наклонившись вперед и глядя в блокнот, лежавший перед ним на столе.
— Коммунистической партии?
— Да.
— Со всей определенностью заявляю, что не состою в коммунистической партии и никогда в ней не состоял.
— Как давно вступил в нее ваш брат?
— Я не знаю, вступал он в нее или нет.
— Вы отрицаете, что он был коммунистом?
— Я не отрицаю ничего. Но ведь он был священником, а за такое, если я не ошибаюсь, отлучают от церкви.
Гарри не верил своим ушам. Что они несут? Ему больше всего хотелось встать и спросить, откуда могли прийти в их головы такие дурацкие мысли и, вообще, что за чертовщина здесь происходит. Но он этого не сделал, а остался сидеть на стуле, посреди просторного кабинета, стараясь сохранить хладнокровие и дать возможность полицейским поскорее закончить допрос.
Перед ним находились два стола, расположенные под прямым углом один к другому. За одним сидел Роскани; рядом с компьютерным монитором, по экрану которого неторопливо переползали яркие картинки, стояла оправленная в рамку фотография его жены и троих ребятишек. За вторым столом сидела привлекательная женщина с длинными рыжими волосами, с невероятной скоростью вводящая во второй компьютер все вопросы и ответы — как стенографистка в суде. Сухое стаккато отчетливо звучало на фоне гудения видавшего виды кондиционера, расположенного на единственном окне, возле которого с непроницаемым лицом, скрестив руки на груди, стоял, прислонившись к стене, Пио.
— Расскажите о Мигеле Валера, — потребовал Роскани, закурив сигарету.
— Я не знаю такого человека.
— Он был близким другом вашего брата.
— Я мало знаком с друзьями моего брата.
— Он никогда не говорил о Мигеле Валера? — Роскани сделал в своем блокноте какую-то пометку.
— Мне — не говорил.
— Вы в этом уверены?
— Детектив, мы с братом вовсе не были близки. И долго не общались.
Роскани несколько секунд смотрел в пространство, затем наклонился к компьютеру, набрал что-то на клавиатуре, дождался появления информации на экране и вновь взглянул на Гарри.
— Номер вашего телефона триста десять три пятерки семнадцать девятнадцать.
— Да…
Гарри насторожился, но постарался никак не выдать этого внешне. Его номера не было в телефонных справочниках. Конечно, полиция могла его узнать. Но зачем?
— Ваш брат звонил вам в минувшую пятницу в четыре часа шестнадцать минут утра по римскому времени.
Так вот в чем дело. Они подняли список звонков, которые делал Дэнни.
— Да, звонил. И оставил несколько слов на автоответчике.
— Несколько слов? Вы имеете в виду сообщение?
— Да.
— И что же он сказал?
Гарри положил ногу на ногу, устроился поудобнее и взглянул на Роскани.
— Именно об этом я и собирался поговорить с вами.
Роскани молча глядел на Гарри, ожидая продолжения.
— Он был напуган. Сказал, что не знает, что делать. И что случится потом.
— Что значит «случится потом»?
— Я не знаю. Он этого не сказал.
— Что еще он сказал?
— Просил прощения за то, что звонит в таком состоянии. И сказал, что постарается перезвонить.
— Перезвонил?
— Нет.
— Чего он боялся?
— Я не знаю. Однако что бы это ни было, он напугался так сильно, что позвонил мне впервые за восемь лет.
— Вы восемь лет не разговаривали?
Гарри кивнул.
Роскани и Пио переглянулись.
— Когда вы видели его в последний раз?
— На похоронах нашей матери. За два года до того, как разговаривали в последний раз.
— Вы много лет не разговаривали с вашим братом. И вдруг он звонит вам и через очень короткое время после этого погибает…
— Да.
— У вас с братом были какие-то конкретные причины для раздоров?
— Конкретные причины? Нет. Просто с течением времени мы совсем отдалились друг от друга.