— Не балуй. До свиданьица!
Видимо, он уже протрезвел, если вообще был пьян, потому что безошибочно нашел дверь. Раздались аплодисменты. Заведующая поблагодарила меня за интересную лекцию, к столу подошли три девочки: одна — с красной гвоздикой, завернутой в целлофан, две попросили автограф. На улице распогодилось, дождь прекратился. Солнце еще не светило, но просматривался краешек безоблачного неба. Он голубел чистой, свежей лазурью. Дети всё не расходились, смотрели на меня. Я сделал еще две дарственные надписи в книжках, потом кто-то протянул блокнотик и попросил оставить там автограф. Заведующая встала и сказала:
— Благодарю всех за участие. Детей приглашаю через неделю в то же самое время. Будет очень интересная лекция о театре марионеток. До свидания.
Дети ответили хором: «До свидания!» — и, шаркая ногами, потянулись к выходу. Осталось только несколько стариков в первом ряду.
— Что это был за чудак? — спросил я заведующую.
— Не знаю. Пьяница какой-то или бродяга. Нездешний, — ответила она, беспомощно разведя руками.
Пожилой мужчина в первом ряду пристально меня рассматривал. Его спутница, тоже уже немолодая особа, которая, казалось, всё время дремала, приоткрыла один глаз и воскликнула:
— Вы его не знаете, вы слишком молоды. Мы-то его хорошо помним еще по сорок восьмому году. Правда?
— Да. Паяц, но опасный, — добавил сидящий рядом мужчина.
Мне предстояло совершить еще один мучительный акт: сделать запись в так называемой «Книге почетных гостей». Подобные просьбы всегда повергают меня в страшное замешательство. У меня нет готовых стандартных фраз. У меня вообще их нет, ни для каких случаев в жизни, за исключением, конечно, самых банальных типа «Здравствуйте!», «Добрый вечер!» — ну и еще парочки других. Не хочется повторяться, а импровизация на заказ отнимает последние силы, парализует мозг и руки. Как-то справившись с этой задачей, я собирался уже закрыть книгу, но подумал, что от волнения мог сделать какую-нибудь орфографическую ошибку, поэтому еще раз перечитал запись, показавшуюся мне неуклюжей, тяжеловесной, лишенной утонченности и шарма, которые любой писатель должен придавать своим высказываниям, если, конечно, им суждено стать бессмертными. Орфографических ошибок не было. Не хватало только многоточия в конце. Поставив три точки, я закрыл книгу.
Когда я шел к автобусной остановке, уже светило солнце, земля, подсыхая, парила, небо совсем очистилось. Плотные, темные нагромождения облаков уплывали на восток. Я пытался представить, как начальник отделения милиции, прочитав немного запоздавшее сообщение из вышестоящей организации и не имея никого под рукой — двоих в форме и одного в штатском он послал на машине с заданием ликвидировать подпольную самогонную установку, — приказал уборщице сбегать за бывшим сотрудником, ныне пенсионером, иногда еще выполнявшим отдельные мелкие поручения, стащить его с дивана и привести в отделение, где сообщил ветерану, что сегодня в тринадцать часов в Доме культуры состоится лекция какого-то литератора из Кракова и необходимо его при том присутствие.
— И что я там должен делать?
Начальник еще раз заглянул в полученный документ. Четких инструкций не было.
— Сделай вид, что пришел послушать.
— Писать на пленку?
— Об этом здесь ничего не сказано. — Начальник выдвинул ящик, достал портативный магнитофон, включил и выключил. — Батарейки сели. Запасных нету.