Я скосил глаза и исподтишка глянул на свою ладонь. Зеленоватый налёт не исчез. В сочетании с волдырями от крапивы зрелище было не из приятных.
– Что у тебя с руками?
– В крапиву влез… – нехотя сообщил я, ожидая, что и она начнёт рекомендовать «народное средство», однако не учёл, что жалости ко мне Лия не испытывала. Скорее, наоборот.
– Жаль, что только руками, – сказала она.
Я перевёл взгляд со своих рук на её и увидел, что пальцев на перчатках пять. Она держалась за штакетник, и большие пальцы охватывали доски так, будто были настоящими. Неужели протезы?
– За сборкой наблюдаешь или в сторожа хочешь наняться? – поинтересовалась она, кивнув в сторону возводящихся аттракционов.
Увеселительный городок за невысокой, максимум метра полтора, решётчатой оградой с величественной аркой рос на глазах. Уже можно было различить, где будут американские горки, где – карусель, где – колесо обозрения. Двое рабочих монтировали колесо обозрения на высоте двадцати метров и страховкой при этом не пользовались. Понятное дело – манекены… Фигурально выражаясь.
– Изучаю, – в тон Лие ответил я, поднял фотоаппарат и сделал пару снимков. Толку от этих снимков было ещё меньше, чем от фотографий птеродактиля Ксенофонта и голубого подобия долгопята-привидения Ля-Ля. Подумаешь, без страховки люди работают… В чём тут аномалия? Дурость разве что. Дурости в нашей стране и помимо бесшабашных монтажников хватает.
– Надеешься, тебе поверят? – фыркнула Лия, словно угадав ход моих мыслей.
– Вряд ли, – согласился я и добавил: – Главное – я верю.
И только когда сказал, понял, что начинаю относиться к происходящему в Бубякине как к само собой разумеющемуся. Будто так и надо и иначе быть не может. Адаптируюсь, как прокричал птеродактиль Ксенофонт.
– Что ж, если веришь, может, и будет из тебя толк… – раздумчиво произнесла Лия и спросила: – Давно здесь сидишь?
Я пожал плечами:
– Как начали монтировать аттракционы… А что?
– Ля-Ля случайно не видел?
В голосе Лии прозвучали тревожные нотки, я посмотрел на неё и понял, что именно ради этого вопроса она и подходила ко мне. Всё остальное – прелюдия, так сказать, для завязки и поддержания разговора. Понимание было настолько чётким и ясным, будто Лия сама об этом сказала. Или я вдруг научился читать мысли… Как она. И ещё я понял, кто сидел в картонной коробке, которую Лия везла на тележке.
– Видел, – признался я.
– Где?
– Там, – махнул я в сторону коттеджей. – Ля-Ля сидела на заборе. Затем упала и пропала.
Хотелось как-то срифмовать, наподобие «А и Б сидели на трубе…», либо «Шалтай-Болтай сидел на стене…», но ни к «забору», ни к «штакетнику» не сумел сходу подобрать рифму. Хотя очень хотелось, чтобы удивить Лию и понравиться ей. Но получился обратный эффект.
– Нескладно, – заметила Лия, в очередной раз угадав мои мысли.
– Зато правда, – нашёлся я.
– Взаправду упала? – не поверила она.
– С забора, – подтвердил я и добавил: – По-моему, в обморок.
– А что значит, «пропала»?
– То и значит. Я поискал её в кустах, но она будто в воду канула. Хотя там везде земля.
Лия задумалась, постукивая пальцами по штакетнику.
– Что ты ей сказал? – наконец строго спросила она.
– Ну… – чуть было не ляпнул я напрямую, но вовремя вспомнил, какого мнения Лия о дрынобуле, и ответил обтекаемо: – Спросил, что она знает об одной штуке, с помощью которой могут летать велосипеды с крыльями.
Лия внимательно посмотрела на меня.
– И назвал слово?
– Назвал.
Я с сожалением развёл руками.
– Я предупреждала, что при девушках это слово произносить неприлично! – возмутилась Лия.
– Не знал, что Ля-Ля девственница, – снова развёл я руками.
Лия вспыхнула и одарила меня презрительным взглядом:
– Что-то ты чересчур сексуально озабочен… Идём, покажешь, где пропала Ля-Ля.
Язык зачесался объединить свою сексуальную озабоченность с предложением куда-то пойти, но я удержался от пошлости. Можно и по морде схлопотать, а я не хотел с Лией сориться. И обижать её не хотел. Хотел поцеловать и ощутить вкус её губ. Чёрт побери, да откуда, в самом деле, у меня эта чрезмерная сексуальная озабоченность?!
– Идём, дорогуша! – развязно согласился я и, фиглярничая, протянул ей руку.
Лия отпрянула.
– Не смей больше никогда ко мне прикасаться! – вскипела она.