— Расскажите о вернувшихся, — попросил я. — Как им удалось?
— Обычно уход связан с каким-нибудь потрясением. Например, один парень сломал ногу. Боль была такая сильная, что он начал кричать и неожиданно позвал доктора. Была поставлена на карту жизнь, и ему пришлось как-то реагировать. Ни один из типов стадного поведения не подходил. Тогда он извлек кое-что из глубин своего мозга. К несчастью — для него, разумеется, — в его памяти всплыло все, связанное с травмой. Он был вынужден войти с нами в контакт, чтобы объяснить, где и как болит, так что пришлось ему снова воспользоваться самосознанием.
— Вы же можете разрушить стадо, — предложил я. — Переломайте им ноги.
Флетчер рассмеялась.
— Если бы все было так просто, Джим! Некоторым можно вернуть самосознание с помощью шока, но большинство этому не поддаются: они не желают вновь обретать свое «я».
— М-м, — только и выдавил я.
Эта мысль заслуживала всестороннего изучения. Я вертел ее так и эдак, пытаясь понять подтекст и вытрясти из него возможные следствия.
Я остановился и задумчиво посмотрел на стадо. Здесь было еше что-то, недоступное моему пониманию. Это «что-то» я не мог сформулировать, объяснить и потому злился.
Флетчер присмотрелась ко мне и осторожно спросила:
— Вы думаете об отце? По-прежнему считаете, что он жив? Что он в стаде?
Ее слова вернули меня к реальности. Какое-то время я размышлял, потом отрицательно мотнул головой:
— Нет. Я не могу представить отца потерявшим рассудок. Только не это. Лучше считать его мертвым, теперь я могу в это поверить. Спасибо.
Она погладила меня по шеке.
— Я знаю, Джим, для вас это потрясение. Но гораздо лучше, что вы…
Ее лицо окаменело — за моей спиной что-то происходило.
Обернувшись, я увидел, что к нам направляется высокий плечистый мужчина с широкой грудью, обнаженный, мускулистый, как Геракл. На загорелой коже блестели капельки пота. Настоящий жеребец. Точнее, бык. У него были светлые глаза и весьма решительное выражение лица. А еще он демонстрировал такую эрекцию, что не заметить ее было невозможно.
— Не ваш ли это пропавший ученый?.. — начал было я, но Флетчер оттолкнула меня.
Она шагнула навстречу быку, оскалилась и зарычала.
Он заколебался. Она зарычала снова. Бык начал сникать. Флетчер чередовала рычание со злым ворчанием. Бык попятился. Она ощерилась и закричала:
— На-на-на-на-на!
Бык повернулся и быстро пошел прочь.
— Очень эффективно…
Но тут я заметил, что лицо ее стало пепельным.
— Что случилось?
— Ничего.
— Чушь, — возразил я. — Вы не умеете лгать. Флетчер хотела уйти, но я схватил ее за руку.
— Вы никого не одурачите.
Она выдернула руку, повернулась ко мне спиной и закрыла лицо ладонями; плечи ее подрагивали. Нащупав платок, она вытерла глаза.
— Мы любили друг друга. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на него. Особенно… когда он ведет себя так. Простите.
Я не знал, что сказать, поэтому промолчал, взял Флетчер под руку и повел к джипу. Мы сели в машину, но она не заводила мотор.
— Поэтому вы интересуетесь стадом? Она кивнула.
— Я хочу знать, что с ним все в порядке. Я обязана делать это ради него.
— И еще?.. — подсказал я. Флетчер вздохнула.
— И еще я надеюсь понять стадо. И… вернуть его обратно.
Она потерла нос. Глаза ее покраснели.
— Он вам дорог? Она кивнула.
— Он был… не такой, как все. Настоящий мужчина, ласковый и безупречный, как джентльмен. — Она посмотрела на толпу — Иногда…
Фраза осталась незаконченной. Я проследил за взглядом Флетчер.
— Это ведь очень заманчиво. Они живут в своем мире. Наслаждаются и радуются. — И она добавила: — Они, наверное, единственные на планете могут себе это позволить.
— Хотел бы я знать, сколько они протянут, если о них перестанут заботиться. Такие наслаждения — опасная роскошь. Не думаю, что мы с вами когда-нибудь позволим себе так радоваться жизни. Во всяком случае, не скоро.
Она не ответила — смотрела на стадо. Бык нашел себе партнера для дневных развлечений — подростка, не сводившего с него восторженных глаз. Но теперь бык не так возбуждался. Я искоса посмотрел на Флетчер: это была прежняя Флетчер, хладнокровная и решительная.
Джип завелся с пол-оборота, и мы покатили обратно в Окленд. Она молчала, пока мы не доехали до середины моста.
— Можете сделать мне одолжение? — попросила она.
— Конечно.
— Не говорите никому об этом.
— Я там не был.
Флетчер благодарно улыбнулась:
— Спасибо.
Теперь настала моя очередь.
— Между прочим, я бы не хотел, чтобы Дьюк знал о моей… реакции.
Она включила автопилот и оттолкнула от себя руль.
— Об этом он никогда не услышит.
— Спасибо.
Флетчер потянулась и похлопала меня по руке: мы заключили тайный договор. Теперь все о'кей.
Она высадила меня у казармы, помахала на прощанье и пообещала внести мою фамилию в список для свободного входа в лабораторную секцию. Я смотрел ей вслед и думал о том, сколько раз в неделю она ездит в Сан-Франциско. Впрочем, это действительно не мое дело.