— Честно говоря, никак не ожидал, — проговорил наконец Шершневич, решив-таки дилемму принимать- не принимать положительно и жестом пригласив Виталия в комнату. — Уж кого-кого, а капитана российской госбезопасности, да еще чтобы он таковым и представился...
Они прошли в захламленную, заваленную немыслимым количеством каких-то книг и бумаг комнату, которая в Прежние времена звалась бы, наверное, гостиной, но в советское время обрела монументальное имя зала. На стене висел портрет какого-то исторического белоруса в пиджаке и рубахе с вышитым воротом. Белорус глядел сурово.
— Прошу садиться, — подвинул Виталию стул Шершневич.
Виталий сел.
— Так — чем, собственно, обязан?
Виталий с самого начала решил быть предельно откровенным. Конечно, если Шершневич общался в свое время с товарищами из советского КГБ, он должен знать и этот нехитрый прием — задушевную беседу с последующими оргвыводами. Если бы здесь была Рубцова, она измыслила бы какую-нибудь астоматическую отмычку и тихо покопалась бы в голове у старого диссидента под неспешный разговор о былых временах и о погоде. Но Рубцовой тут не было. А потому приходилось импровизировать на ходу. И самое лучшее, что смог придумать Виталий, — это открыть карты. По-настоящему. Без дураков. Тоже, между прочим, не самая худшая наживка.
— Видите ли, Олесь Адамович, на нас вышли сотрудники вашей госбезопасности...
Старик сделал протестующий жест.
— Ну не вашей, конечно, лично. Скажем, на нас вышли белорусские спецслужбы, которым потребовалась экстренная если не помощь, то, по крайней мере, квалифицированная консультация. Относительно ряда аномальных явлений, которые в последнее время удивительно часто и системно происходят южнее Припяти, в районе Белорусско-Украинской границы. А я как раз представляю маленькую такую, но весьма специфическую группу, которая в российском ФСБ именно такими явлениями и занимается. Вы догадываетесь, о чем конкретно я говорю.
— Ну информацией я нынче владею уже не настолько подробной и полной, как в былые времена, однако кое-что все-таки слышал; Есть еще в этой богом забытой стране люди, которые помнят старика и держат его в курсе дел.
— А вы в курсе, что белорусские спецслужбы уже пытались — буквально только что — воздействовать на эту ситуацию силовыми, так сказать, методами?
— Нет, не в курсе, — оживился Шершневич. — Ну и какой у нас счет?
— Разгромный — кивнул головой Виталий, понимая, что именно такого результата его собеседник и ждал. — Совершенно разгромный. Более того, скажу вам честно, есть у меня подозрение, что если бы они заранее не предполагали возможности именно такого результата, они бы к нам обращаться не стали. А я бы, соответственно, не докопался бы до вас.
— А, кстати, как вы до меня докопались?
— Ваши гэбэшники допустили утечку информации. Целенаправленную утечку. Проверяли в первую очередь меня — откровенно ли я с ними работаю, или так, понюхать приехал. Но я решил воспользоваться случаем и все-таки с вами поговорить.
— Ас чего, собственно, вы — или, если в порядке очередности, — они взяли, что я имею ко всему этому какое-то отношение?
— Вы ведь знакомы с Валентином Колесником?
— А как они узнали, что за этим всем стоит Колесник?
— Забавная у нас с вами получается беседа, — сказал Виталий. — Вполне в традициях черты оседлости. Я задаю вам вопрос, а в ответ вопрос задаете вы, я вам отвечаю на него вопросом же, вместо ответа на который получаю очередной вопрос. Я, пожалуй, нарушу этот порочный круг и отвечу первым. Про Колесника узнали не они. Про Колесника первыми узнали мы, поймав одного из его подопытных и покопавшись у него в голове.
Шершневич удивленно поднял глаза.
— Нет-нет, не беспокойтесь, в гестапо мы играть не обучены. И таблетками правды детей не кормим. Просто есть у нас одна такая ведьма, которая в состоянии общаться с людьми — и не только с людьми — в системе, в чем-то очень похожей на телепатию, как ее обычно представляют в фантастических романах. Только все гораздо сложнее и интереснее, чем там обычно представляют. А особенно легко у нее это получается, если человек, скажем, спит или введен в наркотический транс. А мальчик, которого по случайности обнаружили в лесу, находился именно в трансе, или, по крайней мере, в состоянии, близко напоминающем транс. Если в то время, пока человек в трансе, на него оказывается какое-либо психическое влияние, то те техники, которыми владеет моя коллега, позволяют очень четко зоны такого влияния определить и вскрыть. И даже отчасти нейтрализовать — с тем, чтобы можно было с человеком пообщаться более или менее прямо, без посторонних вмешательств, и чтобы он, очнувшись, контролировал собственную психику непосредственно, а не через фильтры наведенных состояний.