- Конечно бы отбились! - хорохорился он, стараясь меньше морщиться от боли. - Никто не устоит против нас двоих, Снежинка! Ни Крес, ни шайка его... Ой! Щиплет же!..
- А вот чтобы знал!..
Просыпалась она медленно, с улыбкой, еще чувствуя тепло чужой руки на своей коже...
Но сон исчез - а цепкие мужские пальцы исчезать с ее ладони не спешили.
Таргел был здесь.
Действительно здесь!
В ее крохотной комнатушке, прямо на каменном полу...
Илл'а пялилась на него, себе не веря.
Значит, не привиделось ей накануне ночью? А она-то весь день гадала, правда ли?..
Спящий Эдан выглядел изнуренным - но и родным, знакомым до последней черточки.
Может, впрямь, как и снилось ей, они друг друга с детства знают?
"Нет! - одернула себя девушка поспешно. - Если знает - то не меня! Меня же и видеть лишний раз он, похоже, не хочет...".
Мысль была холодной и ранящей. Илл'а села, осторожно высвободив руку.
Глаза мужчины тут же распахнулись.
- Доброе... утро... - неуверенно прошептала она.
- А, проснулась уже? - хмыкнул он, ничуть не озадачившись и не смутившись. - Нелегко тебе сон навеять, как оказалось! Ну, лишь бы толк был...
А затем встал, потянувшись мягко всем телом, - так что Илл'а вспыхнула и стыдливо отвела взгляд.
- Вставай давай, некогда разлеживаться! - отряхивая мятые штаны и рубаху, приказал чуть ворчливо, но беззлобно. - Соберешь нам лекарства в дорогу: от лихорадки, от укусов змей-болотниц, от ран...
- Каких еще ран?
- Да всяких!..
Девушка растерянно заморгала, спросонья не успевая за ним, столь деятельным в этот ранний час и подвижным.
- Эй? - прищелкнул Таргел пальцами. - Кто из нас походный лекарь, ты или я? Вот и думай! У меня своих забот сегодня уйма!.. И забери - бросил ей тот самый плащ, - в пути еще пригодится!
Илл'а вспомнила вчерашнюю их ссору - и почувствовала вмиг, что краснеет.
Он ведь нянчился с нею, хоть и не обязан! А она так разозлилась из-за дурацкой шутки! Следует, наверное, извиниться...
Девушка открыла было рот, ища слова, - но не успела.
- Поторопись! - донеслось уже из-за двери.
И на целый день их разделило суматохой...
* * *
Ранний летний рассвет в пути застал трех поникших всадников.
Прошлой ночью на сон почти не было времени. Все были при деле.
Огнезор спешно заканчивал с донесениями, разбирал тяжбы, гильдийные и поместные, перед тем, как, наконец, надолго исчезнуть из-под бдительного ока кляузников и просителей. Юная лекарка перебирала запасы старушки Мары, недовольно ворчала на кустарей-аптекарей, и варила что-то грязно-зеленое сразу в четырех горшках и двух кастрюльках. И только Илан бессмысленно таскался за невестой, рыча на всех вокруг да сверкая тоскливым взглядом. Алия же, как никогда, ... сияла. Цвела чудесной, чуть лукавою улыбкой, нежно пеняла жениху за грубость с домочадцами, суетилась по хозяйству с матушкой да шепталась тайком о чем-то со своей новой наперсницей-жрицей...
- И что же у вас там за тайны? - улучив минутку за ужином, с подозрением подступился к Илл'е Гильдмастер, сверля счастливую парочку на том конце стола весьма и весьма задумчивым взглядом.
- Просто делилась с Али наблюдениями, - хитро усмехнулась ему в ответ девушка.
- О чем же? - к ней склонился Огнезор.
- О нравах некоторых благородных юношей... Особенно в лесах, где нет паркета и прекрасных дам, зато есть мошки, гнус и крапива вместо... хм... перины...
Он стиснул губы, борясь с желанием рассмеяться.
- Что ж, рад, что это помогло, - шепнул на ушко.
И отстранился, вдруг понимая, как увлекся...
"Не делай глупостей!" - опять твердила совесть.
Но ночи ждал Гильдмастер почти с предвкушением.
Потому и выйти всех заставил до рассвета - себе, своим желаниям назло. Ну, заодно, и к досаде возможных шпионов ...
Путь предстоял почти по бездорожью - холмами по широкой дуге мимо Крама, а дальше вдоль реки на восток, до самого океанского побережья. Никаких поселений и трактов - сплошь леса, овраги да болота... Разбойничьи и звериные тропки...
Если повезет - через дюжину дней они выйдут к проливу. Оттуда переправа до Хьйорада...
Что ждет их на Восточных Островах, Огнезор пока старался не думать - будет еще время разузнать, что к чему, и какой-никакой план составить. Сейчас бы невредимыми добраться!
Уже на третий день их путешествия мужчина почуял слежку: отдаленную и аккуратную, словно старый жреческий Зов из его прошлого. Безуспешно ломал он голову, за что цепляются их враги, по чему могли бы их выследить - и все никак не находил ответа.
Зато на посторонние, ненужные мысли отвлекался с завидным постоянством...
Конечно, главным их предметом стала Илл'а.
С каждым днем пути она словно раскрывалась. Изжила в себе пустую храмовую чопорность, выпустив неугомонный нрав Насмешницы на волю. И не стеснялась больше ни смеяться, ни злиться, чем дальше, тем ловчее огрызаясь. И не боялась развлекать их на привалах. Тихонько пела детские куплеты, которых выучила в бытность столичной лекаркой множество (а как еще городскую детвору, простуженную или побитую, перевязывать да поить микстурами?). Рассказывала истории из своей храмовой жизни, превращая их то в веселые байки, то в грустные притчи: о том, как впервые помогала болящим; и как таскала праздничные освященные хлебцы с кухни; и как влезла с приятелем в подвал, чтобы пробу снять со знаменитого храмового вина - и как отдувалась потом за двоих, ибо приятель оказался ненадежен, сдал подельницу на первом же допросе...
Забыться рядом с ней было так просто! Ведь все чаще с ее юного лица смотрели глаза взрослой женщины. ЕГО женщины - привычной и родной до боли...
Это сводило Огнезора с ума.
Но не так, как внезапные вспышки Илл'ыной отроческой невыносимости, бестолкового щенячьего упорства вкупе с любопытством, стоившим ей то утопленного в болоте сапога, то лба, разбитого о речную гальку, то пропоротой сучком ладони... Вспышки, вмиг превращавшие ее из серьезной, ответственной лекарки во вздорную шестнадцатилетнюю девчонку - совсем чужую, непонятную, незнакомую... Со всей ясностью позволяющие ощутить огромную пропасть лет между ними - да почувствовать отвращение к себе, к собственным, отнюдь не целомудренным, стремлениям и мыслям...
И тогда Огнезор пытался убедить себя, что, возможно, и нет там, в зелени этих глаз, никакой о нем памяти. Может, он видит только то, что хочет видеть, опять, как и в старые времена, потакая своему эгоизму и порочности...
Однако ее новые кошмары каждой новой ночью - снова и снова - все расставляли по местам, не оставляя самообману ни трещинки.
Память из ТОЙ жизни проникала в Илл'ыны сны - неумолимо и настойчиво. И преград ей становилось все меньше.
Когда-нибудь их не останется вовсе...
Огнезор не мог не признавать этого.
Вот только совсем не представлял, что, во имя дьяволов, будет делать ПОСЛЕ. Он мог сколь угодно раз отречься от милой храмовой девочки, такой юной и почти незнакомой, - но долго ли продержится против Лаи? Никогда не мог он ей действительно противиться!.. Да и стоит ли вообще это делать?..
Пока же... они играли в дикую, нелепую игру. Днем рычат, ругаются и спорят, словно два взъерошенных подростка, - ночью же она кричит и плачет на его плече, не в силах справиться со своим безумием. А он сжимает ее все сильнее, сцепив кулаки за хрупкой девичьей спиною, чтобы не дать вдруг воли рукам, не сойти с ума окончательно - потому что потом, с рассветом, нельзя больше будет сделать вид, будто ничего не происходит.
Их притворство рухнет от первых же касаний губ, движений пальцев - он знал это столь сокрушительно и ясно! И, видят дьяволы, хотел этого так, что, казалось, еще одной ночи не выдержит...