И, не договорив, бросилась к выходу.
Оттолкнув Исава, Акчура в два прыжка нагнал ее и, уже не растрачиваясь на сжимание горла, сбил ее на пол. Замелькали удары.
– Полиция… – всхлипнула Марина Титеевна, прежде чем на нее обрушилась темнота.
– А она здесь.
Акчура поднял голову. Над ним возвышался молодой участковый в форме американских ВВС.
– Ну, кто так убивает, – посетовал участковый, одной рукой поднимая с пола тело Марины Титеевны. – Ах, уважаемый человек в городе, а убить по-человечески не может… Так это надо дэлать, – участковый собрался показывать как.
– Не надо…
– А! Понимаю, помэнялись планы. Ну, тогда у вас с ней будет много возни, много… – вздохнул незнакомец, возвращая тело обратно на пол. – Я вообще-то здесь по другому делу. Ермак Тимофээвич конвертик передал.
В трясущихся руках Акчуры оказался запечатанный конверт.
– Ермак Тимофеевич, сам? Как… вы меня здесь нашли?
– А работочка такая: находить кого надо, где надо и когда надо…
Отдав честь, участковый зашагал прочь, гремя в темноте подошвами.
– Ми… Митенька… – застонала мачеха. – Плохо… Митя, воды…
– Сейчас… сейчас, Марина Титеевна…
Час пятый. БЕГ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ
– Это он? – Эль весело затушил сигарету.
– Видимо. Обещала в одиннадцать. – Триярский тоже услышал шум мотора. – Основную интригу я тебе изложил. Стоп! то, что ты об этом думаешь, держи пока в себе; не вздумай выбалтывать в машине.
Эль выдал одну из своих фирменных недовольных рожиц (“как знаете”), притормозил около зеркала, проверив прическу… и выбежал следом за
Триярским.
Снаружи сигналили.
Вымуштрованный шофер подъехал прямо к калитке; садясь, Триярский заметил у него под глазом небольшую опухоль.
– Едем через Саробзор, – сказал Триярский.
– Это ж в два раза дальше! – возмутился легким тенорком шофер.
– Мне нужно тебя расспросить до встречи с хозяйкой.
– Не-е… Разговоры будете иметь с Аллой Николаевной. Мне достаточно хорошо пока платят, чтобы я молчал.
– Пока платят… Синяк, конечно, еще болит… но мозги-то она тебе не выбила, и ты понимаешь, что означает потеря…
– …хозяина! – вставил с заднего сиденья Эль. Триярский посмотрел на него. Эль послушно зажал рот ладонью.
– Не будем отвлекаться… как вас по имени? (Триярский заметил, что они все-таки едут через Саробзор).
– Лева.
– Итак, Лева. Вчера вечером хозяйка посылала тебя… куда? В офис она звонила, пара-тройка друзей тоже пожимает плечами…
Следовательно, командирует к тем друзьям, к которым она не имела горячей охоты звонить… а также в те места, куда звонить бесполезно…
Ладони шофера стали оставлять на поверхности руля влажные пятна…
– Таких мест для солидных людей в нашем микро-городе не так уж много… “Монте-Карло"? Или “Веселый чебурек”, но это попроще… У
Малыша Шахруха – живая музыка и куча других очень живых вещей…
Арт-клуб “Зойкина квартира”, американцы хвалят… ну и “Гелио”…
Так, “Гелио"? – Триярский неожиданно повернулся к Элю и послал этот вопрос ему…
Эль, наблюдавший физиономию шофера со всей ее сложной игрой в зеркальце, кивнул:
– Ага, “Гелио”… еще вернее – “Зойкина квартира”.
– Не было его там, – процедил шофер.
– Не сомневаюсь. Но, чтобы получить эту ценную информацию, достаточно получаса, ну, часа, а не целую ночь – тебя ведь целую ночь не было… Город пустой, светофоры не мешают… да ты на них и днем не сильно реагируешь.
Машина и вправду летела. Согласившись на крюк, шофер отыгрывался скоростью.
– Следовательно, где-то ты провел больше времени… может, в
“Зойкиной квартире"?
– Перекрывают! – взвизгнул шофер. – Перекрывают. Я же говорил, лучше по прямой!
Въезд на Проспект Ахеменидов (раньше Красных Ткачих) перегородил полицейский газик. Из газика выскочило грозного вида пузо в фуражке и замахало жезлом. На Триярского эти процессы за стеклом не произвели никакого впечатления.
– Кроме того, что Якуба там нет и не было, ты получил еще какую-то информацию?
– Получил! – высказался с заднего сиденья Эль.
– Да подожди ты, “игра со зрителем” еще не началась, – поморщился
Триярский.
Проспект Ахеменидов стал стерилен, как пустыня; по крышам двух соседних пятиэтажек прогуливались снайперы, а пузо с жезлом и свистком уже не плевалось трелями, а только шевелило деревянными от служебного ужаса губами.
По умершему проспекту пронеслись мигалки. Потом еще мигалки – мгновенно отражаясь фиолетовыми бликами в мокром зазеркалье шоссе.
Наконец, мелькнули три серых автомобильных призрака, унося вдаль по проспекту тело Областного Правителя.
– Говорят, его возят в наручниках, – сказал шофер.
– И увеличили сегодня охрану… – задумался Триярский. – Короче,
Лева, к тебе не подходил там один тип… обратившийся к тебе с
“кавказским акцентом"?
Снайперы на крышах, пятясь, растворились в дожде; пузо закатилось обратно в свой газик и, выдав прощальную трель, уехало. Транспорт хлынул со всех сторон, мешаясь с пешеходами.
– Скорее, – газанул Лева. – В пробку вляпаемся, тогда все.
Но “Мерседес” легко проскочил проспект Ахеменидов и свернул на
Бульвар Клинтона, бывший Фиделя Кастро.
– Что-то город сегодня подозрительно активно украшают, – Триярский кивнул на выводок гирляндо-развешивательных машин вдоль фонарей.
– Так объявляли, в пять будет “Отчетный концерт национальных меньшинств” в Доме Толерантности, по телевизору… – доложил всезнающий Эль. – От жизни отстаете, Учитель.
– Подальше бы отстать от такой жизни, – пробормотал Триярский.
Потом, очнувшись (они пронеслись мимо Дома Толерантности, где действительно шло какое-то ковыряние и подготовка), посмотрел на шофера: – В двух словах: что он тебе сказал?
– В двух словах не скажешь.
– Одно слово: Якуб жив?
– Кажется, жив… Вспомнить надо.
Взлетели на пригорок. В лобовом стекле всплыл двухэтажный мраморный особняк.
– Учитель, это здесь нам обещали еще подбросить бабла? Так не светит.
Трияркский и шофер одновременно повернулись к Элю.
– Ну, не светит, – пояснил Эль.
– Неслабый у вас помощник, – присвистнул Лева.
– В чем дело? – Триярский посмотрел на шофера.
– Сейчас сами от хозяйки и узнаете…
Аллунчик вышла как призрак и вместо приветствия произнесла:
– Меня обокрали. Вытащили все деньги.
– Ну, вы теперь хотите сказать: нам что-то светит? – повернулся Эль к Триярскому.
Изнутри мраморный особняк казался еще более мавзолейным. Поднимались по лестнице (позолота, волосатые пальмы).
– Забрали только деньги, все остальное на месте.
Аллунчик назвала, высморкавшись, сумму.
– Упс! – Эль чуть не захлопал в ладоши. – Хотел бы, чтобы у меня тоже столько можно было украсть.
– Это тот самый придурок, на которого тебе нужны были деньги? – поинтересовалась Аллунчик.
– Этот “придурок” знал, что у тебя нет денег еще до того, как ты об этом сказала.
– ?
– Врожденная способность определять присутствие денег… Нет, не в каком-то именно месте, а в целом, у человека…
– Я феномен, – Эль слегка поклонился.
– Пять лет назад этот феномен чуть не оказался в колонии для несовершеннолетних, – заметил Триярский. – Потом встал на путь истины и скоро получит бакалаврский венок юриста… Честно говоря, не знаю, как он его на эту свою шевелюру натянет.
Аллунчик затеплилась тонкой улыбкой. Все-таки – красавица, и уши совсем не крупные, и не шедший ей великосветский панцирь, в котором она еще утром пыталась сверкать у Триярского, сейчас размягчился…