– Показывайте место происшествия, потерпевшая! – Триярский взял хозяйку за руку. Вспомнив про уразу, отпустил.
Место осмотрели. Аллунчик лезла под руки, мешала, уверяла, что это кто-то из своих:
– Может быть, даже Якуб… заехал… Но я совершенно без денег!
Триярский достал утреннюю пачку, отсоединил от нее половину:
– На три корочки хлеба, надеюсь, хватит…
– Хватит, – вздохнула Аллунчик, – но только ровно на три.
Эль вздохнул еще горше:
– Ну вот… только настроишься на вознаграждение! Послушайте…
– Алла Николаевна, – подсказал Триярский.
– … да, Николаевна! Почему бы вам, ну – не одолжить пока деньги… пока не найдется ваш муж с бумажником… ну хотя бы у шофера.
– У Левы?! – усмехнулась хозяйка.
– А что! Мне показалось, что у него…
– Тише! – Триярский вглядывался в телевизор.
Шли русские новости. На экране возник диктор, известный всему
Дуркенту тамада Марварид Бештиинов:
– …благодаря самоотверженному функционированию Прокуратуры, заговор против жизни Правителя Дуркентской Автономной Области удалось избежать, и своевременно…
– Нет… Не может быть… – Аллунчик опустилась на колени перед телевизором.
Пошли имена злоумышленников. Многие из них Триярский еще утром встречал в “Кто есть Кто”… теперь их следовало поместить в “Кто есть Никто в Дуркенте” – если бы только кому-то пришла мысль издать такую книжку.
– Нет… нет… только не Якуб…- шептала Аллунчик.
– Мухсинов Хаттаб Хабибович, Фидоев Шароф, Турыкин Олег Марленович…
Триярский быстро заносил фамилии в записную книжку.
Список кончился. Аллунчик сползла на пол и тихо завыла.
– Успокой ее… мне сегодня нельзя, – шепнул Триярский.
– Как…? – заметался Эль.
– Валерьянку я ей и сам бы мог налить!
Эль подполз на коленках к Аллунчику, довольно толково ее обнял и примостил к себе.
– Все будет хорошо, де-енежки найдутся… – замурлыкал Эль;
Аллунчик, словно очнувшись, поглядела на лицо Эля, не такое уж придуркаватое, как ей казалось… Потом вспомнила про телевизор и снова заплакала. Уже тише.
Час шестой. ЗАПАДНЯ
– Странно, должен же быть… хоть какой-то суд, – нахмурился
Триярский, когда тамада уступил место рекламным роликам. -
Кто-нибудь из них бывал у вас?.. Якуб с кем-нибудь из них общался?
– Не помню… – почувствовав, что засиделась в объятиях Эля, Аллунчик встала, шатаясь, подошла к мини-бару. – Может, кого-то прослушала…
У Якуба столько знакомств, люди, все какие-то люди… Зачем теперь все это?
Налила коньяка, приглашающе помотала золотистой бутылкой. Эль встрепенулся.
– Мы на работе, – остановил его поползновение Триярский.
Аллунчик пожала плечами, подняла рюмку, словно нацеливаясь на тост… встретив вместо привычных обращенных к ней глаз и фужеров только пустой полумрак обворованной комнаты, усталым залпом проглотила жгучую безрадостную влагу.
– В списке заговорщиков Якуба не было. – Триярский просматривал свои записи. – Логика подсказывает, что…
– Логика! – усмехнулась Аллуничик, наполняя по второй. – Ты все еще ищешь в этом городе логику… Такая здесь не проживает. Давно эмигрировала.
– Логика есть всегда. Просто их, логик, много. И не у каждой был свой Аристотель.
– А-а, ты все еще философ! – Аллунчик пошатнулась, схватилась за крышку бара.
– А ты, кажется, уже алкоголичка.
– Нет! Не алкоголичка! – Аллунчик захлопнула бар и потрясла кулачком.
– Тихо! – шикнул Триярский, заметив на экране возвращение Бештиинова.
– …кучка выродков, посягнувших на нашу Автономность, действовавших по Указке Террористических Сил и Религиозного Мракобесия, – тамадил
Бештиинов.
– Якуб не был религиозным мракобесом! – всхлипнула Аллунчик.
– …суд состоится сегодня же, гласно, с соблюдением всех демократических процедур и наблюдателей… в Доме Толерантности…
– Упс! А как же концерт, национальные песни и пляски? – подскочил Эль.
– … с кратким обращением к народу выступит наш Правитель…
Серый Дурбек выдержал государственную паузу…
– Дуркентцы! Я буду говорить на одном из рабочих языков ООН, чтобы скорее ввести в курс международную общественность, которая, как известно, внимательно следит за нашими преобразованиями.
– Интересно, ей самой известно, что она за ними следит? – спросил Эль.
– Нехорошо смеяться над политиками… – нахмурился Триярский. -
Аполлоний, наверно, в последний момент речь накатал, с русского перевести не успели.
Аполлоний служил пресс-секретарем Серого Дурбека, и был многократно увольняем то за незнание областного языка, то за пьянство. После чего в кресло Аполлония садился юноша стерильной трезвости, с прилежно забытым русским и безупречной родословной. Через месяц юноша уже мог составить вполне приличный, не лишенный лаконизма текст – им, как правило, было заявление об уходе. В пресс-секретарском кресле снова возникал Аполлоний.
– Когда я в детстве трудился простым садовником… – начал Серый
Дурбек.
Триярский помрачнел: еще утром юный Дурбек полировал гелиотид и кричал “Пиряжки-и!” Видимо, детство с чайными розами и живой изгородью пригодилось из биографии одного из заговорщиков, приглянулось…
Телефон.
– Алло-оо… – мяукнула в трубку Аллунчик, – Да-аа… – Протянула
Триярскому.
– Меня? Гм… Параллельный телефон есть? В той комнате? Эль, беги туда и следи за разговором, – скомандовал шепотом.
Странность звонка, наконец, дошла и до Аллунчика – она убавила телек и с тревогой посмотрела на Триярского.
– Руслан-эфенди? Служба безопасности “Гелиотид Инвеста”. Нам вас рекомендовали, необходима ваша консультация. Наш юрист сегодня занят. Дело срочное, будет вознаграждено. В тринадцать ноль-ноль вас будут ждать на проходной. Вас привезет Лева, он в курсе.
– Как вы меня нашли?
– А работка такая: находить кого надо, где надо и когда надо…
Короткие гудки.
– Учитель, это ловушка! Ехать нельзя… – влетел из соседней комнаты
Эль. – Давайте лучше на время… втроем… ляжем на дно. Я знаю несколько классных подземных ходов…
– А я знаю несколько классных систем прослушивания. Так что делись своими планами потише, – Триярский посмотрел на определитель. – Гм, номер действительно заводской. Аллунчик, принеси, пожалуйста, “Кто есть кто”… Да, которую Якуб. Та-ак… Пройдем по алфавитному индексу… Завод “Гелиотид Инвест”. Директор, замдиректора… главный менеджер, замменеджера, замдиректора по духовности (гм!)… ага, вот. Старший юрисконсульт – Фидоев Шароф Шарофович. Так…
Сверился с блокнотом:
– Сходится: господин Фидоев действительно сегодня очень занят… освободится, думаю, не раньше, чем лет через десять.
– Учитель!
– Руслан… если и ты пропадешь, я не выдержу.
– Я взялся вести твое дело, Аллунчик. И они это знают. Иначе, с какой стати мной бы заинтересовались? Следовательно, это как-то сцеплено с Якубом, и я должен ехать. Сейчас я спущусь и минут десять потолкую с твоим боди-гардом – шофером. Эль, расспроси пока нашу гостеприимную хозяйку поподробнее, куда она вчера этого мерина отправляла… Минут через десять спускайся вниз – едем.
Лева уже ждал его, докуривая и разогревая мотор.
– Подожди, – Триярский опустился на заднее сидение. – Едем позже: здесь ведь недалеко… Я слушаю тебя. Вспомнил?
– Сзади сели? За физиономией моей слежку вести… Психологи! (со злобой отвернул зеркальце в сторону). Не вспомнил ничего. Ничего не было. Так едем?
– Не было? Тогда отдавай деньги, которые ты сегодня у хозяйки…
Шофер взвился… тут же осел – в затылок уперлось что-то металлическое.