Как видно, Чжао излагал концепцию органического соединения планового (на макроуровне) и рыночного (на микроуровне) регулирования. Его письмо вызвало у Дэна живой интерес. Одобрили его и остальные члены Постоянного комитета, даже Чэнь Юнь, который не мог, конечно, быть им доволен, поскольку сам все время настаивал совсем на другом, а именно: план — основа, а рынок — дополнение. По-видимому, на тот момент Чэнь, считая Чжао союзником в борьбе с Ху Яобаном, просто не хотел с ним спорить.
В октябре 1984 года это письмо легло в основу постановления 3-го пленума ЦК компартии двенадцатого созыва «О реформе экономической системы», давшего новый импульс развитию рыночной экономики и ее гармоничному сочетанию с плановой. В точном соответствии с Бухариным (о котором, правда, никто не вспоминал) в постановлении подчеркивалось: «В вопросе товарного хозяйства и закона стоимости различие между социалистическим и капиталистическим хозяйствами заключается не в том, существует ли товарное хозяйство и действует ли закон стоимости, а в разном характере собственности». При этом поминался и Ленин, правда, только в связи с тем, что когда-то, накануне нэпа, написал: «Целый, цельный, настоящий план для нас = „бюрократическая утопия“. Не гоняйтесь за ней»130. Чжао вспоминает: «Решение об экономической реформе… подчеркивало важность естественных законов спроса и предложения и всевластия рынка. Оно объявляло экономику социализма „товарной экономикой“. Дэн высоко оценил это решение, считая его даже „новой теорией в политической экономии“… Несмотря на то что в разное время он говорил разные вещи, он всегда склонялся к товарной экономике, закону спроса и предложения и свободному рынку»131.
К тому времени реформы уже принесли ощутимые результаты. С 1978 по 1984 год наблюдался устойчивый рост валового внутреннего продукта (ВВП) — в среднем на 8,8 процента в год (всего за тот период — на 66 процентов). За то же время объем промышленного производства вырос более чем на 78 процентов, в том числе тяжелой промышленности — на 66, а легкой — почти на 98. В общем объеме инвестиций доля иностранных капиталовложений была еще небольшой (в 1984 году — около 4 процентов), но иностранцы строили быстро, надежно и качественно, причем на самом высоком техническом уровне. В 1984 году был собран рекордный урожай зерновых — более 407 миллионов тонн, на 100 с лишним миллионов больше, чем в 1978 году. В тот момент даже реформаторы растерялись: никто не знал, что делать с таким колоссальным количеством зерна, — ни зернохранилищ, ни денег для расчета с крестьянами не хватало. В итоге 1 января 1985 года Госсовет объявил, что отныне государство не будет брать на себя обязательство покупать зерно, произведенное сверх плана. Это привело к некоторому снижению зернового производства (на 28 с небольшим миллионов тонн в 1985 году), но одновременно способствовало дальнейшему развитию товарно-денежных отношений в деревне. К 1985 году средние доходы сельского населения возросли более чем в полтора раза, а средняя заработная плата рабочих и служащих — примерно на 60 процентов. Правда, 125 миллионов крестьян, то есть 15 процентов, по-прежнему относились к категории «абсолютно бедных», но Дэн ведь и не говорил о том, что все сразу станут зажиточными132. Все-таки число голодавших сократилось в два раза!
Политика реформ к 1985 году обернулась и большим успехом правительства в наиболее чувствительном для национального сознания китайцев вопросе: об объединении страны. Еще в январе 1979 года Дэн выдвинул план воссоединения материковой части Китая с Тайванем, Гонконгом и Макао на основе принципа «одна страна — две системы». Он гарантировал, что после возвращения Гонконга и Макао Китайской Народной Республике, а также обьединения КНР с Тайванем на всех трех территориях в течение долгого времени (чуть позже появилась цифра — 50 лет) будут сохраняться существующие там социально-экономическая и даже политическая системы, то есть демократический капитализм. Режиму Цзян Цзинго он даже обещал, что Тайвань сохранит собственные вооруженные силы. Взамен же Дэн хотел одного: чтобы Пекин выступал от имени всего Китая на международной арене. Как видно, в вопросе объединения он готов был интерпретировать принцип «одна страна — две системы» гораздо шире, чем в отношении собственных ОЭР.