— Валерий Петрович, Ира говорила, что вы долго жили в Венгрии?
— Жил, — глаза Завьялова, заплывшие бородатыми щеками, вспыхивали самодовольными огоньками. Шел второй час очередного обеда, и будущий родственник Мирошкина уже «уговорил» бутылку водки. Вообще было заметно, что он пьет.
— Жил, — повторил он, — вот как-то, помню, пошли мы с приятелями в кабаре и так близко сидели к эстраде, что было видно — почти у всех танцовщиц заштопанные чулки…
Можно было подумать, будто никаких иных впечатлений от двухлетней жизни в Будапеште у Завьялова не осталось. Примерно такие же байки он рассказывал и о своей непродолжительной, как видно, поездке в страну с мудреным названием где-то в Латинской Америке или Африке — Андрей все хотел потом по карте отыскать эту страну, запомнить название, а заодно уточнить, на каком из материков она располагается. Там главным событием поездки стало поедание обезьяньих мозгов прямо из искусно приготовленной поварами черепушки примата. «Представляешь, Андрей, — смаковал подробности Валерий Петрович, — они сначала ввезли на столике в зал ресторана живую обезьянку, потом у нее, повторяю, у живой, вскрыли голову, прямо на наших глазах, вынули мозг и приготовили. Остатки каннибализма». Мирошкину даже показалась, будто вся работа Валерия Петровича референтом в международном отделе ЦК КПСС к тому и сводилась, что он предавался гастрономическим удовольствиям и занимался еще чем-то, способствовавшим появлению на лице у тихой Татьяны Кирилловны того самого выражения тупой покорности судьбе, так поразившего Мирошкина при их первой встрече.
Однажды, пребывая в дурном расположении духа — с июня месяца Андрей часто находился в этом настроении, — Мирошкин высказал Ирине свои соображения относительно партийной работы Завьялова-старшего, а в конце сделал вывод о том, что ему-де «теперь понятно, почему развалился Советский Союз». Реакция получилась бурная. «Ты же ничего не знаешь! — горячилась Ирина. — Папа с работы почти не вылезал! На таких, как он, все как раз и держалось. Он очень умный! Школу с золотой медалью окончил… А каково ему было, приехав из Термополя, без блата поступить в МГИМО и потом устроиться работать в ЦК?! А еще отцу в МИДе предлагали остаться. Тебе такое даже и не снилось! И когда СССР рухнул, папа страшно переживал. Ведь мы были стопроцентно советские люди, после землетрясения в Спитаке — помнишь, в восемьдесят восьмом году? — родители даже собирались усыновить армянского ребенка. Передумали, правда. Своих все-таки трое… Да, для нас в девяносто первом году не только Союз — весь мир рухнул! А папа и тогда из партии не вышел — настоял, чтобы ему в трудовой книжке написали: «уволен в связи с ликвидацией организации». Это про ЦК КПСС! Он потом четыре года нигде не работал, верил, что будет, как он говорил, «реставрация» и с «демократами» еще посчитаются. Только год, как пошел работать в фирму к своим знакомым».