— Завтра папа перевезет сюда коробки с некоторыми ценными вещами, которые он не хочет оставлять на складе, — закончила свой рассказ Ирина.
— А когда же нам теперь привезут стенку?
— Господи, Андрей, как ты можешь сейчас об этом говорить?! Неужели тебе не понятно, что завтра мои родители навсегда покинут квартиру, в которой прожили полтора десятка лет, где выросла я и мои братья? А ты все о шкафах хлопочешь?! Неужели в тебе нет ни капли сочувствия ко мне и моим близким?
Андрей попытался ей посочувствовать, но вышло это как-то неуклюже и формально. Ему действительно не было жаль Завьяловых, а их квартиру на «Октябрьской» он в глаза Ирине называл «сараем» и не понимал, как можно ее любить. Из всей этой истории он понял, что мебели пока не будет, следовательно, будет продолжаться жизнь на коробках, к которым прибавится еще какое-то их количество — от родственников жены.
На следующий день Ирина отпросилась с работы и поехала на «Октябрьскую» — прощаться с отчим домом. На «Пражскую» они с Петровичем приехали часам к пяти, на грузовике, на котором и привезли коробки, их Мирошкины засунули на антресоли, не открывая. Ирина была заплаканная, Петрович бодрился, но было заметно, что даже он подавлен происходящим. Из квартиры дочери он поехал на метро уже к новому месту жительства — на «Тульскую». «Это какая-то нора, — оценила пристанище родных Ирина, — почему-то все комнаты темные, лампочек что ли мало, грязь какая-то». Она успокаивала себя тем, что там родители и братья будут жить временно, пока не будет денег на покупку квартиры. Ирина почему-то надеялась, что трудности сблизят Валерия Петровича и Татьяну Кирилловну и у них опять будет одна большая квартира.
В марте в Москве вновь появился Шамиль, приехал на «Тульскую» и сообщил страшную весть — человек, который взял тридцать тысяч в долг умер, и теперь взыскать с него ничего не получится. Но он сразу предложил решение проблемы — начать собственное дело! Тем более что Петровичу чем-то же нужно заниматься! Так зачем работать на других?! Чеченец предложил открыть производство соевого масла и пообещал гигантские прибыли. Оказалось, все у Шамиля уже готово — и связи, и поставщики, и потенциальные клиенты. Не хватало малости — денег. И Завьялов согласился ссудить ему последние тридцать тысяч долларов. «Вот только у меня совсем денег больше не останется, — пожаловался он Шамилю, — на что я буду квартиру снимать, пока ты производство развернешь?» Шамиль пообещал не только оплачивать квартиру, но даже присылать деньги на продукты, и в подтверждение своих слов тут же передал Валерию Петровичу тысячу долларов, отсчитав ее от тех тридцати, которые ему за минуту до того передал Завьялов.
Все это очень встревожило родителей Валерия Петровича. Его мать Ирина Алексеевна начала регулярно ходить в гости к Шамилю, который между тем купил на какие-то деньги дом в Термополе. Сначала Шамиль вежливо встречал пожилую женщину, поил чаем и кормил обещаниями. Но в середине апреля Алла, жена Шамиля, открыв Ирине Алексеевне дверь, сообщила, что муж в сумасшедшем доме. Рассудок у Шамиля помутился в связи с тем, что он потерпел неудачу в своем соевом бизнесе и потерял на этом деле кучу денег. Ирина Алексеевна еще надеялась на чудо, но Алла была неумолима: «Он потерял все деньги, в том числе и те, которые ему дал Валера». От дома Шамиля Ирину Алексеевну увезли на «Скорой помощи». Для Завьяловых настали черные дни — не было денег на оплату жилья, их не хватало на саму жизнь. Старший из братьев Ирины работал сторожем, Татьяна Кирилловна устроилась расклеивать афишы и объявления. Лишь Валерий Петрович казался спокойным и не суетился — он вновь лежал на диване и ждал чуда — исцеления Шамиля. Все это было смешно и горько — для Андрея только смешно. Он тогда не считал проблемы Завьяловых своими — ведь у него-то самого все было нормально. Вот только Ирина все чаще рыдала и устраивала истерики, что Мирошкину совсем не нравилось.