— Здравствуйте, Андрей! Жаль, что мы с вами не можем познакомиться лично. Как вы знаете, у нас с вашими новыми родственниками возникло недопонимание. Так что даже и на свадьбу нас не позвали.
— Да, действительно, жаль, — ответствовал Мирошкин, решив не конфликтовать, но нисколько не сомневаясь, что Светлана Юрьевна разделяет мысли своего мужа по поводу происхождения Андрея из «Заборозадрищенска».
— А пообщаться нам на самом деле есть о чем…
— Ну, если вы насчет денег за квартиру, то здесь ничего нового сказать не могу…
— Да нет, я не об этом хотела с вами поговорить. Просто, мне кажется, вы, как и мы с мужем, оказались в таком же непростом положении, связавшись с Ириной и ее семейством.
— Вот как? — в голосе Мирошкина слышалось искреннее участие.
— Да, именно так. Ведь я очень хорошо помню, как в прошлом году Ирина приезжала к нам на дачу, и мы обсуждали с ней перспективы ее замужества. Мне кажется, вы не совсем хорошо знаете девушку, на которой женились.
Андрей почему-то представил, как тетя Света все это говорит, удобно расположившись на диване. Он был убежден, что у этой женщины должно быть худое хищное лицо с тонкими губами и светлые, крашеные, конечно, волосы. И еще ему вдруг представилось, как из ее рта капает на телефонную трубку капля ядовитой слюны. Мирошкин поежился, но продолжал разговаривать, не меняя все того же участливого тона:
— Что вы имеете в виду?
— Ну, например, то, что она на даче пила вино, и у нас сложилось твердое убеждение, что она принимает наркотики. Да, да, наркотики! Не удивляйтесь, ведь я врач, мне виднее, — с каждой новой фразой женщина старалась придать словам как можно более теплое, почти родственное звучание.
— Знаете, Светлана Юрьевна, никогда не думал, что дерматолог разбирается в этих вопросах. Такая ведь у вас специальность? Правильно? Так вот, насчет вина… Я не удивляюсь, что она его пила у вас на даче. Мне, кажется, ваш муж сильно злоупотребляет алкоголем. Так что, находясь у него в гостях, невозможно не пить. Что же касается наркотиков… Она прямо у вас на даче их принимала? А вы с ней вместе не принимали?
Мирошкин сам не ожидал от себя такого, но видно Коростелевы и его довели до ручки, а тут еще эти намеки, что он, дурак, не на той женился… Ну да, не на той! Ну, конечно, дурак! Но наркотики — это уже перебор… Судя по всему, тетя Света не была готова получить от Андрея отпор. Выкрикнув довольно грубые ругательства и пригрозив «посадить его вместе с остальными», она бросила трубку. Вечером того же дня у Андрея заломило под правой лопаткой. «Невралгия, — определила Ольга Михайловна по телефону из Заболотска, — загонят они тебя в гроб. Пей пустырник». И Андрей начал пить пустырник. Это не улучшило его отношения к жене и ее родственникам. «Вот до чего довели», — согласился он с диагнозом, поставленным матерью. Однако нервы сдали и у Коростелевых — дядя Коля неожиданно сменил тон. Во время очередного разговора с Ириной он вдруг заговорил о тех временах, когда все они были одной семьей, когда он якобы даже собирался оставить дачу Ирине — ведь внуки у него вряд ли когда-нибудь будут. В завершение своей прочувствованной речи дядя заявил, что он вновь согласен снизить цену. Хотя бы до прежних десяти тысяч. И Ирина вдруг согласилась. Мирошкин был потрясен ее уступчивостью. «Шамиля видели на улице, — пояснила она, — значит, он вышел из больницы. От долга он не отказывался, значит, можно попросить его вернуть деньги хотя бы по частям. Для начала — десять тысяч долларов. Нам с тобой, Андрюша, надо ехать в Термополь. Все равно это рано или поздно пришлось бы сделать. Мы поженились, и тебе нужно познакомиться с моими бабушкой и дедушкой. Вот заодно и вопрос с Шамилем решим».
На этот раз против идеи поездки в Термополь Андрей не возражал — раз уж поездка действительно неизбежна, надо постараться найти в ней что-нибудь приятное. Ну, например, то, что это будет путешествие. Мирошкин не выезжал за пределы Московской области уже шесть лет — со времени поездки на раскопки после первого курса. Да и раньше никуда они с родителями не ездили. А тут — Кавказ… Правда, дорога их с Ириной сильно измотала. Выехав из Москвы в августе, через неделю после «примирительного» разговора с дядей, вечером, Мирошкины тащились поездом через всю Россию две ночи и один жаркий день между ними. Вагон разогрело до невозможности, кондиционер не работал, Андрей почти все время лежал на своей верхней полке. Тут было спокойнее — сосед, которого пьяным загрузили в поезд какие-то московские друзья, не подавал признаков жизни почти весь день, до вечера, когда наконец спустился вниз, чтобы купить еду у уличных торговок, шаставших вдоль вагона на каждой станции. Между собой Мирошкины общались мало. Ирина была занята разговорами со словоохотливой соседкой — сорокалетней брюнеткой, возвращавшейся домой в свое то ли Изобильное, то ли Прохладное. Присоединяться к ним не было никакой радости, Ирина почти изнывала от необходимости разговаривать со скучавшей в пути термопольчанкой. Принимать на себя часть словесного поноса, изливавшегося откуда-то снизу, с южным говорком, болезненно бившим по ушам, Андрей не собирался — он считал, Ирка сама виновата. Ведь советовал же он ей по возможности молчать в поезде, избегая ненужных знакомств. Не выдержала?! Ну, вот и получай! Читать в пути книгу, удобно устроившись наверху и подставив лицо несущемуся навстречу горячему ветру, было гораздо интереснее.