Здесь его неприятно поразило то, что на вступительных испытаниях отсеялись все мало-мальски симпатичные девицы. «Ничего, ничего, — успокаивали их старшекурсники, приехавшие на сбор корнеплодов в качестве бригадиров, — не расстраивайтесь. Всем известно, что на истфаке всегда учатся самые страшные девки. Но в нашем корпусе есть еще факультеты иностранных языков, начальных классов, дефектологический, физкультурный, наконец. Там одни телки, и большинство — первый сорт. Они тоже знают, что на истфаке учатся самые интеллектуальные ребята. А потом, если и ваших матрешек переодеть из ватников в платья, что-то может получиться». Историям про первосортный «иняз, начфак и деффак» хотелось верить, хотя немного смущало, что те же старшекурсники, уже год-два имевшие возможность лакомиться этими деликатесами, выбрали из «второго сорта», собравшегося на картошке, последние более-менее сносные экземпляры и закрутили с ними романы.
Спасение урожая-90 затянулось. Постановление правительства задержало студентов на картошке до второй половины октября — вплоть до появления на полях первого снега. Страну лихорадило от продовольственного кризиса. Но каждый из студентов, побывавший в поле, наверное, его только усугубил, поскольку, покидая гостеприимный колхоз, все они увезли по огромному мешку картофеля. Никакой студенческой романтики почти ни с кем из свежепоступивших историков на картошке так и не произошло. Пребывание в полях родной страны утомило настолько, что Мирошкин чувствовал почти физическую потребность вновь оказаться в лекционной аудитории. Когда со своим новым приятелем Александром Куприяновым — красивым брюнетом и горячим русским патриотом — он вступил в эту самую аудиторию, первое, что Мирошкин увидел, была девушка, показавшаяся ему эталоном красоты. Не желая упустить своего шанса, Андрей бесцеремонно уселся рядом с ней на первый ряд, место в котором она занимала. Куприянов, хмыкнув, сел на некотором расстоянии от них. Они оказались в одной группе. Перед семинаром Куприянов, сдавший экзамены на одни пятерки и назначенный старостой, держа в руке список, представил всем их новую однокурсницу, которая почему-то не ездила на картошку: «Ирина Мешковская». Мешковская улыбнулась, выслушала имена присутствующих и уселась за свою любимую первую парту.
Она была необычной. В отличие от остальных девочек курса, одевавшихся в джинсы или платья, Ирина была одета в костюм — пиджачок и облегающую юбку по колено. Но самой интригующей деталью ее одежды были матерчатые перчатки, которые она не снимала ни на лекциях, ни в столовой. Со стрижкой «каре», красиво накрашенная, темноволосая, Мешковская казалась Андрею похожей на иностранку, француженку, хотя ни одной живой француженки он в жизни не видел. Позднее он объяснял себе, что «кинулся» на эту «леди» сгоряча, устав от девчонок в телогрейках, которых наблюдал на картошке. Но тогда, вначале, Андрей не заметил ни полных ног Мешковской, имея которые не следовало носить столь открытые костюмчики, ни слегка крючковатого носа с небольшой горбинкой — детали, которые через какое-то время начали его раздражать. Он видел только яркую эффектную брюнетку с большим бюстом. Сначала молодые люди вместе ездили в Историческую библиотеку, потом они начали сообща ходить обедать, а однажды, уже в конце ноября, не пошли на пару по английскому языку. Ирина знала язык хорошо, она окончила спецшколу, Андрей языка почти не знал, и ему повезло, что в тот год на вступительных по языку сдавали не экзамен, а зачет. Таким образом, ни он, ни она ничего не теряли в результате этого прогула. Было холодно, юноша и девушка дошли до какого-то пруда в окрестностях института и присели на скамью. Спустя примерно полчаса они начали целоваться. Вернувшись в аудиторию, Мирошкин пересел от Куприянова к Мешковской, которая до этого сидела одна — как царица. Эти изменения в личной жизни друга не оставили Куприянова равнодушным. Как-то староста подошел к Андрею и, нервно поглаживая чрезвычайно портивший его темный пушок под носом, который тем не менее он намеревался вырастить в усы, предложил рассказать анекдот.
— Еврея отправили копать землю, он и спрашивает: «Почему лопата без моторчика? (Куприянов произнес «моторчик» нарочито грассируя: «мотогчик»). Ему отвечают: «А где вы видели лопату с моторчиком?» А он: «А где вы видели еврея с лопатой?!» Правда, смешно?
— Смешно.
— Андрюха, зачем ты связался с этой еврейкой? Ты же русский человек!
— С чего ты взял, что она еврейка?
— Ну, ты даешь! А то не видно — Мешковская Ирина Вениаминовна! Да ты на ее нос и уши посмотри! А жопа! И плечи узкие. Типичная еврейская фигура. И на картошке она не была — не хотела своих ручек землей замарать.