— Так ты согласилась? И уже завтра выходишь?
— А чего тянуть-то? Костик парень деловой, у него время — деньги. Я его понимаю. Это вот вы со Светкой одинаковые — пока не пнешь, не поедите. Историки. Ты бы сам ко мне ни за что не решился подойти познакомиться, так бы и шел — думал, как это сделать. Небось всю неделю голову ломал — позвонить или нет? «Родителям он помогал…» Ну все, не обижайся. Спим.
Она отвернулась от него и так плотно завернулась в простыню, что Мирошкин понял — любые дальнейшие домогательства глупы, в его ласках эта девушка не нуждается. Он отвернулся и вскоре уснул…
Утром завтракали на кухне, после вчерашнего еще более загаженной. Костик был хмур и похмелялся остатками водки. Света выглядела так, будто она провела ночь не в объятиях любимого мужчины, а в застенках гестапо. Зато Вика, свежая, принявшая душ и завернувшаяся в старый коротенький шелковый халат, накануне висевший в ванной, который слишком явно не вмещал в себя все прелести ее голого тела, была свежа как роза. Она пила кофе, вполне довольная теми взглядами, которые на нее бросали Костик и Андрей. Потом она всех выставила из квартиры, сказав, что ей нужно прибраться. Костик назначил ей встречу на Арбате вечером. Андрей поехал в Заболотск.
Все взвесив, вспомнив до мельчайших подробностей разговоры той ночи, Мирошкин решил больше никогда не звонить Вике. Но через день многое стало рисоваться ему в другом свете, и образ скачущей на нем Виктории, который стоял перед глазами постоянно, поколебал уверенность молодого человека в правильности принятого сгоряча решения. В следующий раз он поехал в Москву надень раньше обычного, сказав родителям, что он не приедет домой несколько дней, — до начала учебного года оставалось чуть меньше месяца, а ему якобы дали задание на лето, которое он сможет выполнить, лишь засев в Исторической библиотеке. Вечером он позвонил Вике из московской квартиры. «Опять пропал, — выдвинула претензию девушка, — еще раз так сделаешь, можешь больше вообще не появляться». Она назначила ему свидание на Арбате, где теперь работала ежедневно. Там Андрей и нашел ее на следующий день, сидящую с каким-то потрепанным романом в руках за столиком, заваленным платками и матрешками. Невдалеке сидела Светлана, помахавшая Мирошкину рукой. С другой стороны помещался лоток со значками и наградами, которыми торговал какой-то парень. Как показалось Андрею, Вика обрадовалась его появлению и сразу же начала вводить в курс дела.
— Основной покупатель — иностранцы. Пока рядом милиция, торгуем на рубли, когда ментов нет — на валюту. Курс: один доллар — 130 рублей. Тут ко мне подходят американцы, спрашивают, на доллары ли я торгую, я говорю: «Йес» и называю цену. Вдруг менты появляются, я сразу начинаю американцам втолковывать, что теперь торгую на рубли: «Полис проблем». Менты прошли мимо, я поясняю, что теперь опять могу за доллары: «Полис ноу проблем». Они смеются.
— А менты не против того, чтобы вы торговали?
— Да они все куплены. Костик им тоже денежку отстегивает. Правда, поначалу, как он рассказывал, пытались мешать, подходили, спрашивали. А Костик им в ответ: «Я не торгую. Я люблю свою родину и устроил для иностранцев мини-выставку достижений народного хозяйства. А иностранцы видно не поняли, пристали, деньги посулили. Ну, я и не смог устоять». Правда, круто отмазался?! Ха-ха-ха. Костик говорит, что если бы здесь торговлю легализовали, то в казну пошли бы огромные деньги, — одни бандиты собирают с Арбата до миллиона долларов в год.
— Бандиты?!
— Ну, рэкетиры. Они и охраняют от всякой шпаны. Тут есть еще «спецы» — кагэбэшники. Этим вообще непонятно, что нужно. При них лучше не торговать, но мы их всех в лицо знаем. Один из «спецов» вообще — негр.
У лотка остановился оборванный старик с палкой и пакетом в руках. Он внимательно смотрел в глаза Андрею сквозь толстые стекла очков. От этого безотрывного взгляда Мирошкину стало не по себе. За несколько секунд до этого старик энергично копался в урне. Переведя взгляд на Вику, он задумчиво произнес: «Бабу хочу». А потом вдруг начал остервенело стучать палкой по стоявшему поблизости фонарю, крича: «Сволочи, буржуи, давайте деньги! Дайте на жизнь!» Андрею стало совсем страшно. Вика взглянула на его посеревшее лицо и успокоила:
— Не бойся. Это Адидас. Он бомж. Потерял квартиру. Теперь здесь живет. Чувствуешь, от него не воняет — в баню ходит. Вещи у него есть и деньги тоже. Он их хранит в чемодане на вокзале. Адидас безопасный. Вот есть тут одна точно сумасшедшая старуха-бомжиха, ее зовут Мать. Она свободно может лоток перевернуть. Я ее лично не видела. Светка сказала, что ее вообще давно не видно, может, уже убили.